Дамон снова застонал и остался лежать. Пума кружила по арене.
Толпа взбесилась. Они хватали друг друга и махали руками в воздухе, как будто сами дрались.
Один из охранников ткнул Дамона, заставляя встать. Дамон, не оборачиваясь, отмахнулся, вбив охранника в ограду. Пока тот силился подняться, кто-то из публики пнул его в живот, а потом перебросил через ограждение, в грязь. Дамон не обратил никакого внимания на эту суету и двинулся к центру арены, предоставив пуме медленно описывать круги вокруг него.
После долгой паузы Дамон закричал и побежал к пуме. Она зарычала и бросилась на Дамона, но он отступил в сторону и поймал ее за шею. С неожиданной силой Дамон опрокинул пуму на спину. Он бы убил ее, но она вскочила и вонзила когти Дамону в руку.
Пума махала лапой, швыряя Дамона по воздуху, как муху на крючке. Наконец, плоть порвалась, и Дамон, оставляя за собой след из кровавых капель, пролетел по воздуху и обрушился на песок с тяжелым звуком, который даже я почти не расслышал за криками обезумевшей толпы.
Дамон поднялся на ноги, придерживая раненую руку другой. Он исцелялся не так быстро, как другие вампиры, — я побоялся, что вербена повлияла на его Силу.
Становилось все очевиднее, что ему нужна кровь. Инстинкт самосохранения и боевой азарт кончались. Я готов был броситься на арену, потащив за собой стоящего передо мной крупного мужчину, но тут теплая ладонь легла на мой локоть.
Келли.
— Это ужасно, — у нее побелели костяшки пальцев, а губы дрожали, — я не могу больше смотреть на этот кошмар.
— Попроси отца это остановить.
Толпа все быстрее топала ногами по деревянному полу, и вместе с топотом ускорялось биение сердец. Пятен крови в опилках им не хватало — они жаждали смерти.
Теперь Дамон кружил по арене, а пума сжалась в комок в центре, почти не двигаясь и следя за ним внимательными глазами. Вдруг Дамон рванулся и побежал вокруг зверя с такой бешеной скоростью, что пуме пришлось крутиться как будто преследуя собственный хвост.
Воцарилась тишина. Под пологом шатра слышались только шаги Дамона и пумы. Дамон продолжал свою охоту, двигаясь быстрее, чем пума могла хотя бы заметить.
Толпа смотрела, как Дамон скользнул к пуме и, пока та не поняла, с какой стороны он нападает, набросился на нее. Он укусил ее за загривок и держал, предоставив ей биться и вырываться.
Келли вцепилась в мою руку. Я не отрывал глаз от поединка, готовый бежать на арену, если понадобится мое вмешательство.
Пума двигалась все медленнее. При каждом ее рывке в опилках появлялся еще один красный ручеек. Левая задняя лапа ослабла и дрожала. Пума начала валиться на песок. Дамон отпустил ее и отскочил назад, готовый впиться в вену на шее.
И тут пума поднялась и отбросила Дамона. Пока он пытался встать, она укусила его за бок.
Толпа снова закричала, потом засвистела.
— Дерись! — умолял я, сжимая кулаки.
Дамон обмяк, как старый носок в собачьей пасти. Пума швырнула его на песок, а потом широко раскрыла пасть. Но не успела она броситься, как Дамон откатился в сторону. Он ударил пуму плечом, запрокинув ее голову так, что стали видны короткие белые волоски у нее на горле.
Дамон клыками разорвал вену. Пума затихала, по мере того как лужа крови на арене становилась все больше, пока не превратилась в целое озеро. В его центре оказался мой брат, стоявший на коленях над мертвой пумой.
Он встал и сделал шаг назад. Посмотрел на толпу, широко улыбаясь. С клыков капала кровь. Толпа кричала и свистела, а Дамон обозревал ее, облизывая губы.
Галлахер хлопал толстыми ладонями. Поставившие на победителя прыгали и обнимались. Проигравшие швыряли шляпы на землю или просто мертво смотрели перед собой.
Я бросился вперед, пытаясь пробраться к брату, но к нему уже подходили охранники, держа наготове цепи и пропитанные вербеной сети. Опьянев от такого количества крови на голодный желудок, Дамон не замечал их. Прежде чем я успел хотя бы закричать, чтобы предупредить его, его стянули сетями и потащили с арены.
Даже спеша изо всех сил, я не успел бы преодолеть толпу, загораживавшую путь. Между мной и выходом, крича и улюлюкая, теснились гуляки. Когда я проложил себе путь наружу, повозка уже уезжала с ярмарочной площади.
Свистел кнут. Стучали копыта. Дамона увезли.
19
Я бежал по следу повозки мимо хижин, а потом через лес, пока на самом краю города не потерял запах. К кирпичной стене здания прислонился пьяница, что-то не мелодично насвистывавший.
В порыве слепого гнева я бухнулся на колени, схватил его, вонзил клыки в шею и высосал всю кровь прежде, чем он успел хотя бы застонать. Кровь была горькой, но я глотал, пока ноги не начали подкашиваться.
Сидя на корточках, я вытер рот тыльной стороной ладони и огляделся. Меня терзали смятение и ненависть. Почему я не смог спасти Дамона? Почему я просто смотрел на подстрекавшего толпу Галлахера, пока пума рвала моего брата? Почему Дамон позволил взять себя в плен и поставил меня в это немыслимое положение?
Лучше бы я не настаивал на том, чтобы он стал вампиром. Если бы его тут не было, и я бы приехал в Новый Орлеан один, все было бы намного проще. А теперь я пытался быть хорошим братом и хорошим вампиром одновременно, и у меня не получалось ни того ни другого.
Я пошел домой. Протопал по ступенькам, толкнул дверь, так что задребезжали петли; одна из висевших в холле картин со стуком упала на пол.
Бакстон смотрел на меня с другого конца комнаты. Его глаза светились в темноте.
— У тебя какие-то проблемы, связанные с дверьми? — поинтересовался он сквозь сжатые зубы.
Я попытался пройти мимо, но он загородил мне дорогу.
— Извини, — пробормотал я, отодвигая его с пути.
— Извинить? — Бакстон сложил руки на груди. — Вваливаешься, как будто к себе домой. Воняешь как человек. Не мне указывать мисс Лекси, но, думаю, тебе нужно демонстрировать уважение к ее дому… брат.
Слово «брат» обожгло меня.
— Думай, что говоришь, — оскалился я.
Бастон только усмехнулся:
— Я буду думать, что говорю, когда ты будешь думать, что делаешь.
— Мальчики? — окликнула Лекси сверху мелодичным голосом, так не соответствующим происходящему внизу. Она спустилась по лестнице, и при виде меня в ее глазах мелькнуло беспокойство:
— Дамон?..
— Жив. Но мне не удалось его спасти.
Лекси присела на край хлипкого кресла-качалки и посмотрела на меня сочувственно:
— Бакстон, ты не принесешь нам козьей крови?
Глаза Бакстона сузились, но он послушно отправился в кухню. Из гостиной доносились звуки рояля — Хьюго играл веселый французский марш.
