Первый раз коллега Телль опросила певицу во вторник 2 июля 1985 года, через восемнадцать дней после исчезновения Жасмин. Их разговор начался четверть третьего пополудни и закончился пять минут шестого. Он продолжался почти три часа, и для опроса, проведенного в связи с обходом соседей, выглядел уникально долгим. Слишком часто все ограничивалось пятью минутами, необходимыми, чтобы позвонить в дверь и спросить того, кто ее открыл (это в лучшем случае), «не видел ли он или не слышал ли чего-нибудь». А поскольку такого почти никогда не случалось, обычно хватало и пяти минут. Но не в этот раз. Карину Телль отличали дотошность и системный подход, а Маргарету Сагерлиед – разговорчивость и доброжелательность. Протокол их беседы уместился на десяти страницах. Ее записали на магнитофон, затем распечатали, сократив и оставив только самое главное, и представили бывшей оперной певице, чтобы она своей подписью подтвердила правильность написанного.
И по сути там не оказалось ничего, о чем не рассказал ему Ярнебринг. За исключением той или иной детали. О том, что у Маргареты Сагерлиед были две кошки. Которых она, естественно, забрала с собой, отправляясь за город. Что никто из соседей не имел ключа от ее дома. Она оберегала свою личную жизнь. Никто не мог находиться у нее в жилище во время ее отсутствия, и она общалась исключительно с людьми своего возраста. И с таким же прошлым. И знала их всех уже много лет.
Все, что читал Юханссон, сильно его раздражало. Особенно потому, что он не мог понять причину своего беспокойства. Может, у нее имелся любовник или, по крайней мере, какой-то приятный кавалер, о котором она не хотела говорить? Лгала ли она или по-настоящему не понимала, кого мы ищем? Довольно молодой мужчина. С ее точки зрения, совершенно обычный и нормальный. Тот, кого она знает и кому доверяет, поскольку он не просто совершенно нормальный, но также образованный, вежливый и обходительный. Нисколько не похож на монстра, изнасиловавшего и убившего Жасмин.
Юханссон едва успел отложить в сторону бумаги, когда Карина Телль позвонила ему на мобильный.
– Карина Телль, – представилась она. – Я разговаривала с моим добрым другом Бу Ярнебрингом и поняла, что у тебя есть желание побеседовать со мной.
– Да, – подтвердил Юханссон. – У тебя нет возможности заглянуть ко мне мимоходом?
– Могу быть у тебя через полчаса, – сообщила она. – Я в тренажерном зале, и мне просто надо принять душ.
– Прекрасно, – сказал Юханссон. – Тогда я дам тебе…
– У меня есть твой адрес и код подъезда, – перебила она его. – Увидимся через полчаса.
«Деловая женщина», – подумал Юханссон.
«И пунктуальная», – добавил к этому, когда ровно через тридцать минут ему в дверь позвонили.
41
Вторая половина пятницы 23 июля 2010 года
– Садись, – сказал Юханссон и махнул рукой в направлении ближайшего к себе стула. – Извини, что здороваюсь лежа, но я не в лучшей форме в последнее время. Могу я предложить тебе что-нибудь? – добавил он.
– Спасибо, ничего не нужно, – ответила Карина Телль. – Насколько я поняла, ты хочешь поговорить об убийстве Жасмин. И тебя особенно интересует старая оперная певица, которую я опрашивала, когда мы обходили соседей.
– Все так, – подтвердил Юханссон. – Я читал результаты обоих твоих общений с ней.
– У меня один вопрос. – Карина Телль улыбнулась ему. – Честно говоря, поскольку я знаю, кто ты, мне непонятно, почему ты вцепился именно в это старое дело. Ты не мог бы просветить меня?
– Главным образом мною правят эмоции, – признался Юханссон. – Расскажи-ка лучше ты мне. Помнишь, что она была за человек? Я никогда не встречался с ней, как ты понимаешь.
– Ну, я помню ее. Довольно эгоцентричная, мягко выражаясь. Она долго и охотно болтала о самой себе, о своей карьере певицы, обо всех приличных людях и знаменитостях, с кем она общалась. Хотя случившееся с Жасмин, похоже, сильно ее задело. Она говорила о ней со слезами на глазах. Описывала ее как совершенно очаровательную девочку. Жасмин несколько раз была у нее дома. Они музицировали на пианино и пели вместе.
– Как она жила? Расскажи, как все выглядело в доме. Ты помнишь это?
– Большая вилла. Мебель, ковры и хрустальные люстры. Картины и фотографии, всякие безделушки, цветочные вазы и комнатные растения в гостиной. Там было по меньшей мере десять больших снимков в серебряных рамках, представлявших ее в разных ролях, где она пела. И маленькая карточка ее покойного мужа. Хотя он удостоился лишь черной деревянной рамки. Она стояла на полке над камином. Ему, наверное, приходилось нелегко, бедняге. Две большие кошки жили у нее. С длинной шерстью, просто ужас какой-то. Я никогда не любила кошек.
– Их она брала с собой за город?
– Да, – подтвердила Карина и кивнула. – Само собой, я спросила ее об этом, и почти на сто процентов уверена, что она сказала правду. Кошек она увозила с собой в деревню.
– И никакой уборщицы? Никто не присматривал за домом?
– Нет, эту тему я развивала достаточно долго. Она очень четко выразилась по данному пункту. Сама следила за чистотой. Перед Рождеством и весной обычно обращалась в специализированную фирму по поводу генеральной уборки, мытья окон и всего такого.
– А как же сад? – спросил Юханссон. – Кто им занимался? Все чертовы цветы и домашние растения? Кто поливал их?
– Она сама. С удовольствием играла роль садовника, и ничто не указывало на обратное. У нее имелось множество фруктовых деревьев и клумб.
– Ясное дело, у нее была уборщица, – сказал Юханссон, толком не сумев скрыть своего раздражения.
«Маргарета Сагерлиед не относилась к тем, кто убирает за собой дерьмо», – подумал он.
– Почему ты так считаешь?
– Знаешь, мне очень трудно поверить, что она была из тех, кто лично занимается уборкой, стиркой, мытьем посуды и всем прочим.
– Почему бы и нет, – возразила Карина Телль. – Она была абсолютно здоровой, бодрой и подвижной. Выглядела значительно моложе своих лет.
– Я услышал тебя, – сказал Юханссон. – Но послушай, она уезжала на целых четырнадцать дней. По большому счету все время стояла жаркая солнечная погода. Ей наверняка требовался кто-то поливать цветы и домашние растения. Не говоря уже о газонах и клумбах.
– Об этом, насколько я помню, мы не разговаривали. Но, пожалуй, ты прав.
– Может, кто-то трудился на нее нелегально? Именно поэтому она ничего и не сказала?
– Я не додумалась до этого, – сказала Карина Телль и улыбнулась. – О том, что она использовала нелегальную рабочую силу. Мой промах. Мне было двадцать три года. Я всего год отработала в полиции. А тут пришлось опрашивать приятную, старую даму. Само собой, мне следовало спросить, не использует ли она нелегальную рабочую силу.
«Да, глупо, что ты не сделала этого, – подумал Юханссон. – Ты здорово лопухнулась».
