– Когда Маргарету Сагерлиед опрашивала наша общая знакомая Карина Телль, та решительно отрицала, что привлекает какой-либо наемный персонал. По ее утверждению, она всем хозяйством занималась сама. Зачем ей было так говорить?
– Эрика работала на нее без оформления, – объяснил генерал.
– Почему ты так думаешь?
– Так, по крайней мере, она делала, когда помогала мне и моей жене с уборкой.
– Эрика Бреннстрём, – повторил Юханссон.
– Эрика Бреннстрём, – подтвердил генерал. – Ее мужик нашел новую пассию и ушел к ней. А у Эрики остались на руках две девочки, которых она поднимала одна. Ей было тридцать пять в то время. Сейчас, наверное, под шестьдесят. Жила на острове Лилла Эссинген вместе с дочерьми.
– Ты не знаешь, она жива? – спросил Юханссон.
– Насколько мне известно, да, – сказал генерал. – Я разговаривал с ней на прошлой неделе. Встретил в трамвае, идущем из Алвика. Она направлялась навестить какую-то подругу в Нокебю.
– Ты знаешь номер ее телефона?
– Угу, – сказал генерал. – Я спросил ее, нет ли у нее желания поддерживать чистоту у такого старика, как я.
– Она не возражала?
– Нет, само собой, – сказал генерал. – Я дам тебе ее номер. Он записан в моей книжке. Она лежит в коридоре.
«Сейчас самое время распрощаться, и единственным объяснением может быть то, что уже слишком поздно, – подумал Юханссон. – Эрика Бреннстрём, убиравшаяся у Маргареты Сагерлиед в течение нескольких лет, имела двух девочек. Интересно от кого? Кто тот мужчина, который бросил ее?»
44
Вторая половина пятницы 23 июля 2010 года
Наконец он дома. Дома в любом случае лучше всего. И так было всегда и особенно сейчас.
«Все идет как по маслу», – подумал Юханссон.
Он крепко держал в руке палку с резиновым наконечником, Матильда открыла ему дверь, он двинулся вперед, стараясь не задеть больную руку, и как только переступил собственный порог, ему в голову пришла отличная идея. Просто феноменальная.
– Альф Хульт, – сказал Юханссон и кивнул Матильде. – Альф Хульт.
– Альф Хульт?
– Точно, – сказал Юханссон. – Альф Хульт.
45
Вечер пятницы 23 июля 2010 года
Вперед двигалось не только его расследование. Физическое состояние также улучшалось день ото дня. Никаких великих побед. Однако он медленно, но верно возвращался к той жизни, которую раньше вел. С тем же, что происходило в его голове, все обстояло гораздо сложнее. Абсолютно хаотично и вне всякой логической схемы или временного графика. Плюс еще головная боль, мучившая его почти ежедневно.
«Всему свое время, – обычно думал он. – Всему свое время».
Красивый вечер. После недолгих уговоров жена согласилась поужинать на лоджии, как они привыкли делать, когда погода не доставляла им больших проблем. Лестницу наверх он преодолел своими силами. Без палки, она бы только мешала, на собственных ногах, держась левой рукой за перила, чтобы не упасть. Пия шла сзади, хотя он и пытался убедить ее не делать этого.
– Я же сломаю тебе руку или ногу, если завалюсь на тебя, – сказал Юханссон.
«Упрямая как черт», – мысленно возмутился он.
«Он снова становится самим собой, – пришла к выводу его жена. – Непокорный, как старый конь».
Когда они пили кофе после трапезы, Юханссон рассказал ей о блестящей идее, посетившей его всего пару часов назад.
– Я пригласил к нам Альфа на обед завтра, – сказал он.
– Альфа?
– Альфа Хульта.
– Своего зятя?
– Да, – кивнул Юханссон.
– Он придет вместе с Анной? – спросила Пия, не сумев толком скрыть удивление.
– Анной? Какой Анной?
– Твоей сестрой. Твоей младшей сестрой.
– Да, понятно, я знаю, что она моя младшая сестра. Нет, он придет без нее. Будем только Альф и я.
– Ага, но мне трудно даже представить тебя в одной комнате с ним, – сказала Пия, у которой еще свежи были воспоминания о ряде встреч семейства Юханссон.
– Прошу, отнесись к этому спокойно. У Альфа много положительных сторон. В определенном смысле он просто замечательный человек.
– А у меня раньше не создалось впечатления, что ты хорошего мнения об Альфе, – возразила Пия. – Почему у тебя внезапно возникло желание встретиться с ним?
– Я нанял его, – ответил Юханссон.
«Лучшая идея с тех пор, как я заехал к Гюнтеру и тем самым спас собственную жизнь».
46
Первая половина субботы 24 июля 2010 года
Альф Хульт был ревизором на пенсии. Мужем младшей сестры Юханссона Анны, последнего ребенка в семействе мамы Эльны и папы Эверта. Родившейся через пять лет после следующего по старшинству, бывшего шефа Государственной криминальной полиции Ларса Мартина Юханссона.
Всю свою профессиональную жизнь Альф Хульт трудился в Ревизионном департаменте Сольны. Почти сорок лет, с тех пор как получил диплом экономиста и вплоть до выхода на пенсию. Его вполне обоснованно опасались все физические и юридические лица, становившиеся для него «объектом проверки».
Старший брат Юханссона откровенно его недолюбливал. По мнению Эверта, Хульт представлял угрозу для любой формы нормального предпринимательства и человеческой жизни вообще, и он, даже будучи трезвым, заявлял об этом вслух.
Но Альфа Хульта подобное мнение волновало меньше всего. С орлиным профилем, высокий, худой и хорошо тренированный, он ходил и сидел с небольшим наклоном вперед после многих лет, проведенных за письменным столом, где он разбирался с всевозможными попытками его оппонентов улизнуть от выполнения гражданского долга и общественных обязанностей. К робкому десятку он также не относился и на банкете в честь пятидесятилетия своей жены, где во имя святой родственной любви пришлось присутствовать старшему брату Эверту, за кофе и коньяком даже прочитал нотацию своему шурину:
– Брат, похоже, считает, что у меня слишком длинный нос, но пока еще никому не удавалось его прищемить.
Выйдя на пенсию, Альф Хульт для начала занялся генеалогическими изысканиями. Страстно и с той же основательностью, объективностью и точностью, с какой ранее вгрызался в чужую бухгалтерию. Поскольку его дотошность распространялась не только на себя самого, но и на других, он уже в течение нескольких лет руководил преуспевающей фирмой в данной области, являясь и шефом, и единственным работником. Естественно, он также исследовал обширную родню своей любимой супруги. Сделал это в своей обычной манере, не позволив себе даже малейших исторических неточностей, и, естественно, навлек на себя двойное недовольство со стороны обоих патриархов семейства, как папы Эверта, так и его старшего сына, которого все называли Маленьким Эвертом вплоть до дня, когда его отец в первый раз заговорил о неизбежном.
