– То есть, насколько я понял, подобное случалось и раньше, – не сдавался Юханссон.
– Ты можешь понимать мои слова как угодно, но это, прости, не твое дело.
– Пока под угрозой не оказывается мое здоровье, – проворчал Юханссон и улыбнулся ей. – Скажи, если тебе надо в долг.
– Если я одолжу у тебя деньги, меня выгонят с работы. Кроме того, я не хочу занимать у тебя, да будет тебе известно.
– И все-таки скажи, если передумаешь, – буркнул Юханссон и пожал плечами.
Закончив трапезу и собрав языком последние драгоценные капли из своего второго бокала, он попросил Матильду принести ему кофе. А потом направился прямой дорогой к тайнику, не без труда извлек свою заначку, облегчил ее на шесть тысячных купюр, сложил их пополам и сунул в карман ее куртки, висевшей на крючке в гардеробе.
– Куда ты ходил? – спросила Матильда, войдя с подносом в его кабинет.
– В сортир, – ответил Юханссон и ухмыльнулся довольно. – Наверное, все из-за красного вина, которое я влил в себя.
– Наверняка, – согласилась Матильда и начала добавлять молоко в его чашку с кофе. – Скажешь, когда хватит.
– Стоп, – скомандовал Юханссон. – Ты меня извини, мне надо позвонить.
Он набрал номер Эрики Бреннстрём, явно не горевшей желанием общаться с ним. Сначала объяснил, кто он, потом сказал, что хочет поговорить об убийстве двадцатипятилетней давности, где жертвой стала девятилетняя соседка Маргареты Сагерлиед Жасмин. И его сразу же перебили:
– Я прекрасно знаю, кто ты. Аксель, Аксель Линдерот позвонил мне и поведал о том, что ты наверняка дашь знать о себе. Я даже видела тебя по телевизору много лет назад. Но не понимаю, о чем ты хочешь поговорить со мной.
– О Жасмин, как я уже сказал, – повторил Юханссон. – Ты же единственная встречалась с ней из тех, кого я знаю.
– А ее родители?
– Мне до них не добраться. Они покинули Швецию более двадцати лет назад.
– Да, но я по-прежнему ничего не понимаю. Я ведь встречалась с ней десять, самое большее двадцать раз, и с той поры минуло не менее двадцати пяти лет.
– У тебя самой две дочери, которые были того же возраста, как и она. По-моему, это достаточная причина для разговора, – сказал Юханссон.
– Мне надо в прачечную после обеда, – возразила Эрика.
– Никаких проблем. Я сам загляну к тебе. Например, через час.
– Позвони перед тем, как придешь, – попросила она. – Обещай позвонить перед приходом.
«Ну наконец-то, – подумал он, закончив разговор. – Неужели так трудно пойти навстречу и помочь полиции?»
– Матильда! – крикнул он.
– Да, шеф, – откликнулась его помощница, которая, скорее всего, стояла, прислонившись снаружи к двери кабинета.
– Разогревай мотор Бэтмобиля, – распорядился Юханссон. – Труба зовет на бой.
Вероятно, дело в вине, решил он. Никакой головной боли, никакого давления в груди, даже никакого возбуждения. Он спокоен и полон решимости. Как тот, для кого главным правилом в работе всегда было оценить ситуацию, не придумывать ничего лишнего, не верить в случайные совпадения.
50
Вторая половина вторника 27 июля 2010 года
Эссинге-Бругатан, построенный в тридцатые годы дом, лифт, небольшая двушка на самом верху. Две комнаты и кухня с небольшим альковом, расположенным рядом со столовой.
«Наверняка именно там раньше спала Эрика, – подумал он. – Когда ее дочери делили меньшую из двух комнат. Та самая квартира, куда она переехала почти тридцать лет назад, и здесь выросли две ее девочки. И они жили с матерью вплоть до того, как разбрелись кто куда».
Ему не понадобилось даже спрашивать. По обстановке и по всему, увиденному на полу, потолке и на стенах, он понял, что именно здесь она провела последние двадцать семь лет своей жизни. Не самой легкой, кстати. Ей приходилось усердно трудиться и экономить каждое эре, чтобы обеспечить нормальное существование и хоть какой-то уют.
И сама Эрика оказалась под стать такой жизни. Хорошо тренированная, худощавая, с настороженным взглядом, сильными загорелыми руками, еще сохранившая остатки былой красоты. С быстрой походкой и мечтами о будущем, проглядывавшими в ее улыбке и глазах. Она все еще хорошо выглядела.
Эрика приготовила ему кофе, даже не спросив, не хочет ли он чая.
«Такие мы и есть, настоящие норландцы», – подумал Юханссон, и что-то шевельнулось у него в душе.
– Сахар или молоко? – спросила она.
– Черный будет нормально, – ответил Юханссон.
– О чем ты хотел поговорить? – поинтересовалась она.
– Давай начнем с самого начала. Когда ты приступила к работе у Маргареты Сагерлиед.
Это было весной 1983 года. Гражданский муж бросил ее ради более молодой женщины, работавшей вместе с ней в больнице в Худдинге. На одиннадцать лет младше ее, имевшей собственного ребенка и еще одного от ее мужа. Все это она просчитала сама, даже не спрашивая его, тем самым избежав необходимости выслушивать его ложь, сталкиваться с приступами его злости и заставлять его мучиться угрызениями совести.
Ее шеф в Худдинге организовал всю практическую сторону дела. Главный врач, любитель оперы, состоятельный, не зависящий от своей высокой зарплаты, подобно всем другим выходцам из богатых семей. Квартиру на острове Лилла Эссинген устроил он. Дом принадлежал его хорошему другу. Ее освободили от квартплаты при условии, что она раз в неделю будет убирать коридоры и лестницы и в случае необходимости менять перегоревшие лампочки. Новую работу в больнице Святого Георгия она получила уже спустя день и тоже через него. Он просто позвонил одному другу и коллеге. То же касалось и места у Сагерлиед, у которой он и его супруга числились в близких друзьях.
– Тебя, конечно, интересует, спала ли я с ним, – сказала Эрика Бреннстрём.
– Нет, – ответил Юханссон. – А ты спала?
– Не спала. Он просто оказался хорошим человеком. Из тех, кто не терпит всех других мужиков, не похожих на него. Вдобавок он был в два раза старше меня.
«Какое это имеет отношение к делу?» – подумал Юханссон, жена которого была на двадцать лет младше его.
– Что ты делала у Сагерлиед?
– Убирала, мыла посуду, стирала, занималась домом и садом. Готовила еду. Помогала, когда она принимала у себя гостей.
– Какой она была в качестве хозяйки?
– Недоброй, – призналась Эрика Бреннстрём. – Добротой она действительно не отличалась, но слишком любила себя. Будь у меня возможность постоянно сидеть и слушать ее истории, я наверняка смогла бы стать для нее компаньонкой и мне не пришлось бы стирать и убирать.
– Требовательной?
– С ней следовало вести себя осторожно, соглашаться во всем, а потом делать, как ты задумал с самого начала.
