– Вчера вечером, придя домой, я нашла шесть тысячных купюр в кармане моей куртки. Тебе ничего не известно об этом?
– Нет, – ответил Юханссон и покачал головой. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я серьезно, – продолжала Матильда. – Я не могу принимать деньги и подарки от наших пациентов. Не имею права брать в долг. Так обстоит дело и…
– Кончай болтать ерунду, – перебил ее Юханссон. – Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Нам придется вернуться к этому позднее, – стояла на своем Матильда.
– Боюсь, я и тогда не буду знать больше, – ответил Юханссон с таинственной улыбкой.
– Я собираюсь поговорить с Пией на сей счет, да будет тебе известно.
– Это твое право, – сказал Юханссон. – Хотя, боюсь, она знает не больше, чем я. А сейчас ты должна извинить меня, – продолжил он, – но мне необходимо немного тишины и покоя, прежде чем ты начнешь возить меня по всяким личностям в белых халатах.
– Да, тебе надо встретиться с твоим кардиологом сегодня. До того, как мы поедем на лечебную физкультуру.
– Кардиолог, – проворчал Юханссон. – Какая честь для меня.
«Собственные невролог, кардиолог, физиотерапевт, собственная сиделка. Только их мне не хватало в жизни».
Первый визит Юханссона к его кардиологу, маленькому, хорошо тренированному мужчине пятидесяти лет, с лысой головой и живыми карими глазами. И в них то же выражение, что у белок из его детства, до того, как он нажимал на спусковой крючок и прерывал их жизненный путь. Доктор, слава богу, не вертелся на месте постоянно. Спокойно сидел с дружелюбной улыбкой, пока слушал грудь, легкие и сердце своего пациента, изучал распечатку его ЭКГ или просто смотрел на него.
– Дело обстоит так, – взял инициативу в свои руки Юханссон. – Я проработал в полиции всю мою жизнь. И привык к прямым ответам. Вдобавок устал слушать всякую дребедень от тебя и твоих коллег. Я хочу знать твое мнение о моем самочувствии и спрашиваю по той простой причине, что, на мой взгляд, я чувствую себя просто дьявольски плохо. Я не привык ныть, да будет тебе известно. Но ответь мне прямо.
– О’кей, – сказал его кардиолог. – Твоему сердцу прилично досталось за все годы, – продолжил он. – Я оцениваю твое состояние как плохое. И больше всего меня беспокоит высокое давление. Его необходимо понизить. С помощью лекарств, но также за счет уменьшения веса, улучшения общих кондиций, и тебе надо больше покоя. Никаких стрессов, никаких волнений и лишних эмоций. Надеюсь, я достаточно прямо высказался.
– Да, – ответил Юханссон. – А как с практической стороной дела, может, мне надо привести дела в порядок?
– Если будешь делать, как я говорю, тебе не понадобится спешить с написанием нового завещания.
– Хорошо, – сказал Юханссон.
После окончания тренировки его физиотерапевт получила тот же вопрос.
– Взгляни на нее, – сказал Юханссон, поднял свою правую руку и вытянул вперед, раскрыл ладонь и сжал кулак, выставил указательный палец. – Через месяц начинается охота на лосей, – продолжил Юханссон. – Я стреляю их с самого детства. Смогу ли я делать это снова с такой рукой? Держать ружье? Нажимать на спуск правым указательным пальцем? Сейчас я едва чувствую пальцы на ней и не в состоянии поднять даже утреннюю газету.
– Тебе понадобится время, – сказала она.
– А точнее? – спросил Юханссон. – Год? Пять лет? А может, этого не случится никогда?
– Невозможно ответить на такой вопрос, но, как я уже говорила ранее, тебе нельзя думать таким образом, поскольку тогда…
– Спасибо, – перебил ее Юханссон. – Я чертовски устал, да будет тебе известно, ото всех, кто объясняет мне, как я должен думать.
«Или не думать».
* * *
«Какой смысл в жизни, которая сводится к тому, что ты просто считаешь дни до конца? – размышлял Юханссон, сидя в машине на пути домой. – Разве это жизнь?»
– Извини меня за назойливость, – нарушила молчание Матильда, – но относительно этих денег…
– Да, ты ужасно назойлива, – отрезал Юханссон. – И я чувствую себя просто черт знает как, поэтому, если ты в состоянии помолчать, я хотел бы, чтобы ты отвезла меня домой. В противном случае можешь остановить и я вызову такси.
– Извини. Извини, я ничего такого не имела в виду.
«Сейчас ты обидел еще одного человека», – укорил себя Юханссон.
– Какой смысл в жизни, которая сводится к тому, что ты просто считаешь дни до конца? Разве это жизнь?
– Ты поправишься, – возразила Матильда. Похлопала его по руке. – Скоро ты снова станешь таким, как обычно. Я обещаю тебе.
Пообедал он в одиночестве. Полулежа на диване. У него даже мысли не возникло сесть за стол с его собственной сиделкой. Он лишь покачал головой, когда она его спросила.
«Головная боль, давление в груди. Они мне не по зубам», – подумал Юханссон и поднялся, чтобы сходить в туалет и съесть маленькую белую таблетку, которая могла перенести его в другое измерение. Он сделал всего один шаг, когда пол неожиданно закачался, стены закрутились, а ноги подогнулись под ним. Он взмахнул правой рукой в тщетной попытке схватиться за что-нибудь и устоять, но завалился на бок, одновременно с тем, как в глазах почернело.
– Лежи спокойно, – сказала Матильда, стоя на коленях перед ним.
– Откуда ты взялась здесь?
– Ты слышишь, что я говорю? Можешь пошевелить ногами? Попытайся согнуть колени. Я сейчас позвоню…
– Забудь об этом, – буркнул Юханссон. – Помоги мне подняться на диван.
– Ты должен лежать неподвижно, – настаивала на своем Матильда. Она положила левую руку ему на грудь и правой достала свой мобильный телефон.
– Я звоню Пии, – сообщила она. – Успокойся.
– Забудь об этом, – повторил Юханссон и оттолкнул ее левой рукой. – Если ты позвонишь ей, я тебя убью, – пригрозил он.
Матильда ничего не ответила, только покачала головой, вышла из комнаты и закрыла дверь.
У него ушло, наверное, пять минут, чтобы вскарабкаться на собственный диван, стоявший всего в паре метров, и, когда он наконец оказался там, дверь открылась и через порог шагнул его старший брат.
– Обедал в «Гондоле». Позвонила Пия. Что здесь, черт возьми, происходит? – спросил Эверт, не привыкший долго разглагольствовать в критической ситуации.
– Ничего особенного, – ответил Юханссон. – Я просто случайно упал.
– Не болтай ерунды, – прорычал Эверт, и в то же мгновение в комнату вернулась Матильда.
– Я считаю, он поднялся слишком быстро, в результате произошел скачок давления, у него закружилась голова, и он потерял равновесие. Я не думаю, что…
– Если ты замолчишь и выйдешь, я смогу спокойно переговорить с моим братом, – грозно произнес Эверт.
