– Садись, – предложил Юханссон. – Я попросил девушку сделать нам кофе.
– Не откажусь, – сказал Патрик Окессон.
– Рассказывай, – попросил Юханссон. – Просвети старого человека. Ты разобрался с пьяницей Хёгбергом?
– Тесть позвонил и напряг меня сегодня утром.
– Могу в это поверить, – проворчал Юханссон.
– И что касается Хёгберга, Томми Рикарда… Сейчас у него взят анализ ДНК. Мы с коллегами все равно проезжали мимо.
– И как он отнесся к этому? – спросил Юханссон.
– Никаких возражений, – ответил Петво. – Был очень любезен. Немного уставший, пожалуй, предыдущий вечер оказался у него не из легких, но, когда нам удалось его растормошить, никаких проблем. Тесть собирался сразу же отправить все в ГКЛ. Утверждал, что мы получим ответ самое позднее завтра.
– Готов в это поверить, – проворчал Юханссон. – У тебя есть его карточка?
– Конечно, – сказал Петво. Он покопался среди бумаг и передал фотографию, сделанную в криминальной полиции Стокгольма в 1987 году при дактилоскопировании в связи с тем, что Томми Хёгберга задержали по подозрению в крупной краже. Анфас, слева и справа в профиль, и, несмотря на все обстоятельства, он улыбался в камеру.
Темный, курчавые волосы, правильные черты лица, белые зубы, широкая улыбка. Томми Хёгберг, шведский Казанова.
– Что скажете, шеф? Это он? – спросил Петво и с любопытством кивнул на фотографию в руке Юханссона.
– Сомнительно. – Юханссон покачал головой. – Слишком мягкий, туповат немного, судя по взгляду. Но скоро узнаем, – добавил он и пожал плечами.
– Если это окажется он, я с удовольствием поеду и заберу его, – сказал Патрик Окессон, и в его глазах появилось выражение, не сулившее Томми Хёгбергу ничего хорошего.
– Срок давности истек, – напомнил Юханссон.
– Само собой, у него не один грех на душе, – сказал Петво. – Такие обычно не останавливаются. Нам надо что-то придумать. Тебе достаточно поднять трубку, и я поеду и заберу его. Вырву ему руки и ноги, если только он откроет пасть.
«Ничего себе, – подумал Юханссон. – От кого я слышал подобное раньше?»
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил он.
– А Херман ничего не говорил?
– Нет, – ответил Юханссон. – Но я с удовольствием послушаю тебя.
– Наша младшая девочка Ловисса ходила в тот чертов детский садик в Туллинге. Мы жили там четыре года назад. Ты же наверняка читал в газетах. Об этом много было в средствах массовой информации, хотя господа из социальной службы пытались всем заткнуть рот.
– Ничего не могу вспомнить. Рассказывай.
«У меня явно как ластиком прошлись в голове».
– Они взяли в штат парня-практиканта, который якобы учился на воспитателя. Он проработал там пару месяцев, когда они поняли, что он имеет привычку…
Патрик Окессон замолчал, сглотнул слюну, наклонился вперед на своем стуле, и его висевшие между колен руки сжались в кулаки.
– Приставать к детям, – продолжил за него Юханссон.
– Показывать им свое хозяйство, просить трогать его, в то время как сам трогал их. И это в детском саду. Пользовался случаем, когда требовалось помогать им в туалете, и ни одна воспитательница и догадаться не могла, чем эта сволочь занимается. До тех пор, пока заведующая не застала его со спущенными штанами. Это случилось через три месяца, хотя он, наверное, начал с первого дня. Но раньше все были как слепые.
– Твоя дочь пострадала? – спросил Юханссон.
– Нет, – ответил Петво. – Этого типа интересовали исключительно маленькие мальчики. К счастью для Ловиссы.
– Все равно хорошего мало, – буркнул Юханссон.
– Да, хорошего мало водить четырехлетнюю девочку на обследование к гинекологу. Не говоря уже о многих часах, проведенных ею в разговорах с массой психологов, которые только кивали своей пустой головой.
– Скоро все выяснится, – пообещал Юханссон. – И если это он, само собой, мы что-нибудь придумаем.
– А если и не придумаем, ему в любом случае не поздоровится, – сказал Патрик Окессон. – Я, пожалуй, откажусь от кофе. Надеюсь, шеф извинит меня, – добавил он и поднялся.
– Конечно. Береги себя. И ради бога, постарайся не наделать глупостей.
– Обещаю, шеф, – сказал Патрик Окессон. – Я обещаю.
Вечером, после ужина с Пией, когда он находился наедине со своими мыслями на диване у себя в кабинете, зазвонил его мобильный.
«Альф, старый боец, подлинный Эйнштейн архивных изысканий, нашел его», – подумал Юханссон.
– Юханссон, – ответил он.
– Херман, – сказал комиссар Херманссон. – Надеюсь, я не разбудил тебя.
– Нет. Ты нашел его?
– Я сожалею, – сообщил Херманссон. – Мне недавно звонили из ГКЛ. Томми Хёгберг не имеет отношения к убийству Жасмин. И ни к какому другому похожему делу тоже.
– Так, значит… – проворчал Юханссон и увидел Эрику Бреннстрём перед собой.
– В следующий раз ты точно его возьмешь, – сказал Херманссон.
– Да, – сказал Юханссон. – Само собой, я сделаю это. «Интересно, чего Эрика так боялась?» – подумал он.
Трудолюбивая норландка, руки которой хранили отпечаток тяжелой работы. Две дочери, чья жизнь удалась. Не как для Жасмин, которая была бы одного возраста с ними, если бы осталась в живых, и для нее все наверняка сложилось бы еще лучше. По крайней мере, с материальной точки зрения.
– Обещай, – попросил Херманссон. – Пусть я буду первым, кто узнает.
– Естественно, – заверил его Юханссон. – Мы будем поддерживать контакт.
«Найдя его, я в любом случае ничего не расскажу твоему зятю или тебе», – подумал он, откладывая в сторону свой мобильник, но уже секунду спустя тот зазвонил снова.
– Да, – ответил Юханссон.
«Еще один желающий вырвать кому-то руки и ноги».
– Эверт, твой старший брат, если ты еще его помнишь. Что ему надо? Эверт наверняка повырывал немало рук и ног в свое время.
– Батрачонок прибудет в субботу, – сообщил Эверт. – Впрочем, об этом я уже договорился с Пией, так что тебе не о чем беспокоиться.
– Зачем тогда звонишь?
– Забыл сказать кое о чем. Ну, относительно парня, батрачонка.
– Я слушаю, – продолжил он.
– Он – русский, – сообщил Эверт.
– Русский, – повторил Юханссон. – Он говорит хоть как-то по-шведски?
– Само собой, – ответил Эверт. – Он же прожил здесь уже почти пятнадцать лет.
– Сколько же ему сейчас?
– Он родился в восемьдесят седьмом, приехал в Швецию маленьким ребенком. В десять лет, если не ошибаюсь. До этого находился в детском доме в Санкт-Петербурге.