– Но, черт побери, Ларс, подумай, о чем ты говоришь. Я же сам принимал участие в расследовании.
– Получи ты такие же данные, будь уверен, тебе понадобилось бы самое большее два-три дня, – парировал Юханссон.
– И что мы будем теперь делать?
– Хороший вопрос, – сказал Юханссон. – Сам я собирался взглянуть на этого идиота. Заполучить его пробу ДНК, что на самом деле чистая формальность, поскольку я не сомневаюсь в результате. Но как мы поступим потом? Хороший вопрос. Срок давности по делу ведь истек, и если я все понял правильно, то нам вроде как следует забыть о его существовании.
– Но, черт побери, Ларс. Неужели ты это серьезно?
– Нет, – ответил Юханссон и подумал: «Будет день, и будет пища».
– И как мы поступим сейчас?
– Убедимся, что это действительно он. Даже мне случалось ошибаться.
– Я не хочу показаться назойливым. Но все-таки что мы предпримем сейчас?
– Я тут прикинул… Для начала нам надо достать материалы расследования смерти матери Стаффана Нильссона.
– Я поговорю с Херманом, – сказал Ярнебринг. – Он…
– Никаких разговоров с Херманом, – перебил его Юханссон. – Начиная с настоящего момента мы общаемся только между собой. Ты и я. Никого другого, и уж точно бывших коллег, в дело не посвящаем.
– Я понимаю, о чем ты, – кивнул Ярнебринг. – Ты узнал, что приключилось с внучкой Хермана?
– Да, – подтвердил Юханссон. – Ее отец Петво рассказал мне. «Тот самый Патрик Окессон, который, возможно, спас мне жизнь». Поэтому не беспокойся, у меня никогда, черт побери, и мысли не возникало позволить этому дьяволу выйти сухим из воды. А сроки давности и похожую дребедень пусть юристы и все прочие эстеты засунут себе в задницу.
– Хорошо. Дай мне имя мамочки Нильссона, и я разберусь с практической стороной.
– Ты найдешь все необходимое здесь, – сообщил Юханссон и показал на синий пластиковый карманчик с бумагами на своем придиванном столике. – Поскольку я безоговорочно тебе доверяю, даже написал, как добрался до сути.
– Один вопрос, – сказал Ярнебринг. – Кто твой источник информации?
– Это останется при мне, – ответил Юханссон с решительной миной.
69
Пятница 6 августа 2010 года
Юханссон обедал на кухне, когда Ярнебринг позвонил ему на мобильный.
– Как дела? – спросил он.
– Изумительно, – ответил Юханссон, несмотря на головную боль и одышку. – Я сижу и ем жареную селедку, – сообщил он. – Жареную селедку со свежей картошкой.
«Надо радоваться тому, что имеешь».
– Тебе не стоит беспокоиться обо мне, – сказал Ярнебринг, который из еды на первое место ставил мясо. – Я нашел интересующее тебя расследование.
– Быстро же ты обернулся, – буркнул Юханссон, толком не сумев скрыть удивление.
– Дуракам везет, – пошутил Ярнебринг. – Увидимся через полчаса.
Юханссон, как обычно, лежал на диване, когда Ярнебринг вошел в его кабинет, закрыл дверь, сел и положил тонкую пластиковую папку с бумагами на придиванный столик.
– Расследование смерти Нильссон Веры Софии, родившейся в 1921 году, проводилось старым отделом насильственных преступлений полиции Стокгольма. Обстоятельства неясные, согласно исходному заявлению.
– Где ты его нашел? – спросил Юханссон. По его мнению, это произошло подозрительно быстро при их договоренности не привлекать к поискам никого из бывших коллег.
– Мне повезло, как я сказал. Помнишь старого судмедэксперта Линдгрена? Высокого, худого, говорит шепотом, никогда никому не смотрит в глаза, полный идиот, если хочешь знать мое мнение.
– Нет, – сказал Юханссон. – Как раз его я не помню.
«Они там все чокнутые», – подумал он.
– Мне внезапно пришло в голову, что его диссертация касалась самоубийств. Он приходил ко мне, когда работал над ней, и спрашивал, нет ли у меня интересных случаев для него. Так вот, оказалось, что Вера Нильссон входила в его исследование, – объяснил Ярнебринг. – Он нашел ее в одной из коробок, которые хранились на станции судебной медицины в Сольне.
– Как удачно вышло, – сказал Юханссон. – И что ты думаешь о смерти Веры Нильссон?
– Самоубийство, – сообщил Ярнебринг. – Я воспользовался случаем и почитал дело, раз специалист все равно находился у меня, выпил кофе с Линдгреном. Если верить ему, суицид чистой воды, хотя она и не оставила письма. Большое количество снотворного и море алкоголя. Сердце не выдержало. Нарушение функций органов и прочая ерунда. Почитай сам, кстати, – добавил Ярнебринг и передал материалы расследования.
– Башка раскалывается, – пожаловался Юханссон. – Но я с удовольствием послушаю.
«Письмо наверняка было, – подумал он. – Но ее сынуля наложил на него лапу».
– Как раз парень и нашел тело, Стаффан Леандер Нильссон собственной персоной. Его опросили в связи с тем, что именно он составил исходное заявление. Очень коротко, первый прибывший на место патруль. Он рассказал, что звонил матери несколько раз по телефону, а также в дверь. Никакого ответа. Тогда он забеспокоился. По его словам, они контактировали каждый день, и он жил в том же доме, где и она. У него, естественно, имелись ключи от ее квартиры. Он открыл и вошел. Обнаружил мать мертвой на диване. Сразу позвонил в полицию.
– Это был единственный разговор с ним?
– Нет. Неделю спустя, когда эксперты побывали там и выполнили свою работу, его вызвали в отдел насильственных преступлений и побеседовали с ним, в порядке получения информации. Парни из технического отдела обратили внимание, что квартиру явно обыскивали. Они не увидели ничего из ряда вон выходящего, но это показалось немного странным.
– И что Стаффан поведал по этому поводу?
– Если верить ему, мать пребывала в глубокой депрессии в течение последнего года. Якобы, поскольку закончила работать предыдущим летом, она начала крепко пить. И, по словам сына, могла пьянствовать по нескольку дней в неделю подряд, и не раз у нее случалось реальное помутнение рассудка.
– Могу себе представить, – сказал Юханссон.
– Да, – согласился Ярнебринг. – Если ей удалось просчитать, что именно ее сынуля изнасиловал и убил малышку Жасмин, вряд ли она чувствовала себя хорошо.
– Само собой. А кто из коллег проводил расследование?
– Коллега Альм, – сообщил Ярнебринг и ухмыльнулся. – Более известный в отделе как Деревянная Башка, и, кстати, как раз его шеф Хроник, старый комиссар Фюлкинг, ты наверняка помнишь его, закрыл дело. Посчитал, что там не было преступления, а поскольку они сидели по горло в работе в связи с убийством нашего дорогого премьер-министра, никто не стал возражать.
– Ничего другого? – спросил Юханссон и рассеянно махнул полученными бумагами.
