– Да, я. Здравствуйте… – Пауза. Эрике казалось, она услышала, как пожилая женщина поджала губы.
– Пожалуйста, передай трубку Джеймсу.
– Он спит. Один. На диване.
– Он поел тушеную говядину, что я для него приготовила?
– Не знаю. Я только что вошла.
– Эрика. Сейчас половина десятого!
– Работы было много.
– Ему нужен отдых. А если ты там, значит, спать он не будет.
– Я заезжала в «Теско», купила ему кое-что из продуктов…
– Что ты купила?
– Картошку. Обезжиренное молоко. «Реди брек»
[12]. Врачи говорят, злаки и молоко полезны для его желудка. – Эрика слышала волнение в собственном голосе и недоумевала. Она не пасовала перед серийными убийцами и насильниками, а семидесятипятилетней Юнис Престон боялась как огня. Разве это нормально?
– Эрика, ему нужны витамины, в больших количествах, особенно витамин С. Я принесла ему апельсины. Видишь? – Эрика глянула в кухню. На столе в вазе для фруктов высилась гора апельсинов. – И еще, Эрика, – продолжала Юнис, – постарайся приходить пораньше. Джеймс в это время должен спать…
Эрика собралась было указать, что, звоня сыну в этот час, Юнис сама лишает его сна, но Питерсон, обернутый в одеяло, внезапно собственной персоной возник подле нее.
– Кто это? – одними губами спросил он.
– О, Юнис, Джеймс как раз проснулся. Он уже у телефона, – сообщила Эрика, передавая трубку Питерсону.
Она принялась разбирать продукты и увидела, что отделение для овощей-фруктов в холодильнике тоже забито апельсинами. Из трубки до нее доносился громкий голос Юнис:
– Скажи своей девице, чтобы не мешала тебе спать… Она вернула тебе ключи?
– Нет, – смущенно ответил он.
– Вот-вот, дать женщине ключи проще простого, куда труднее потом их у нее забрать.
– Эрика заботится обо мне, – сказал Питерсон.
– Восемь часов, Джеймс. Ты должен спать по восемь часов. Теперь считают, что можно спать и меньше, но я всегда сплю по восемь часов и сроду не обращалась к врачам. И ем много витамина С. У тебя кончаются апельсины?
– Нет, мама, – ответил Питерсон, глянув на гору апельсинов в вазе.
– Проследи, чтобы Эрика поела тушеного мяса. Я много приготовила, а она бледная и тощая.
– Да, непременно.
– А теперь быстро в постель. И да благословит тебя Господь.
– Спокойно ночи. Я люблю тебя. – Питерсон положил трубку на рычаг.
– Вот интересно, зачем твоей маме телефон? Она же орет так, что ее на другом конце Лондона слышно.
– Извини, что так вышло.
– Есть хочешь? – спросила Эрика, поднимая крышку с глиняного горшочка на плите, в котором томилось тушеное мясо, приготовленное в пряном томатном соусе. – Может, немного мяса с апельсиновым соком? Или навести тебе пойло с перекисью водорода? Чтоб лучше спалось.
– Очень смешно. – Питерсон насыпал в чашу зерновой завтрак, добавил молока и поставил кашу разогреваться в микроволновке.
– Почему ты не можешь объяснить маме, что тебе нельзя есть кислотную пищу вроде пряного тушеного мяса и апельсинов?
– Не хочу ее обижать.
– Очень по-английски.
Пикнула микроволновка. Эрика бросила Питерсону кухонное полотенце. Он обхватил им чашу и осторожно понес ее к дивану. Эрика разогрела себе тушеного мяса и села рядом с ним. По телевизору началась программа вечерних новостей.
– Так вернуть тебе ключи?
Питерсон мотнул головой и подул на кашу.
– Мосс про тебя спрашивала сегодня… Какие новости от врачей?
– Они пытаются восстановить у меня обмен веществ. Я по-прежнему теряю вес, – ответил он, не отводя глаз от телевизора. Несколько минут они ели молча, потом Эрика начала рассказывать ему про трупы в чемоданах, про кокаин, обнаруженный в желудке убитого мужчины. Питерсон слушал ее, качая головой. Печать задумчивости лежала на его исхудалом лице, озаряемом светом телеэкрана.
– У моего гастроэнтеролога вместе со мной лечится одна девушка, – произнес он. – У нее в желудке лопнула упаковка с кокаином. Она перенесла такую же операцию, что и я, с частичным удалением желудка.
– Занималась контрабандой наркотиков?
– Да.
– Британка?
– Да. Челночила между Англией и Кюрасао.
– Как ее зовут?
– Зада.
– Как она выглядит?
– Нормально, – пожал он плечами. – Симпатичная.
– И что дальше?
Питерсон перевел взгляд с телеэкрана на Эрику.
– По-твоему, я езжу в гастроэнтерологическую клинику цыпочек клеить? – с невозмутимым видом спросил он.
– Нет, – рассмеялась Эрика.
– Знаешь, там на эротику как-то не тянет.
– Так что эта Зада? Долго она занималась контрабандой?
– Не знаю.
– Ей предъявлено обвинение?
Питерсон покачал головой:
– Она успела скинуть товар, если ты понимаешь, о чем я. Но одна капсула разорвалась, вызвав тяжелое отравление организма. Так что формально ее классифицировали как жертву передозировки. – Заметив блеск в глазах Эрики, он добавил: – И ты, очевидно, хочешь с ней побеседовать?
– Ей известно, что ты полицейский?
– Да. Эрика, ты когда-нибудь отвлекаешься от работы?
– Я расспрашиваю тебя про Заду только потому, что это имеет отношение к тому делу, которое я сейчас расследую. Обычно я не говорю о работе, когда навещаю тебя.
– А-а, так ты навещаешь?
– Ты меня понял.
Питерсон поднялся с дивана и поставил чашу в раковину. Эрика последовала за ним.
– Ты почти не притронулся к каше. В одном твоя мама права: тебе необходимо есть.
– Не хочу я есть.
– Надо себя заставить, Джеймс, иначе не поправишься!
– Меня все время тошнит, постоянно. Едва удается сдерживать рвоту. Все, что в рот ни положу, имеет не тот вкус. Меня так и выворачивает наружу. Каша эта на вкус как лук, вареный лук, который уже начал портиться. Не заставляй меня жрать эту тухлятину! – заорал он.
Питерсон вернулся к дивану и лег. Эрика взяла из раковины чашу, вывалила в мусорное ведро ее содержимое. Несколько минут он ворочался под одеялом, потом затих. На цыпочках передвигаясь по квартире, она помыла посуду, прибрала всюду. Проверила, есть ли лекарства в маленькой таблетнице – его доза на следующий день. Затем сварила и почистила яйца, убрала их в холодильник вместе с упаковкой вареной курицы и батоном хлеба из непросеянной муки.
