Именно это примечание было замечено. В мае 2003 года Newsweek опубликовала короткую заметку «Психологические операции: жестокие и необычные»
[373], в которой рассказывалось об использовании в американских военных тюрьмах яркого света, дезориентирующих звуков и других изменяющих сознание приемов, чтобы заставить говорить иракских заключенных. «Поверьте, это действует, — утверждает один оперативник. — Во время тренировок они заставляли меня слушать песенку I Love You из телесериала «Барни и его друзья» в течение 45 минут. Мне бы не хотелось испытать это еще раз».
Это признание породило бесчисленное количество пародий. И вместо того чтобы обсудить весьма сомнительную с этической точки зрения практику пыток, телевидение запустило серию передач, в которых между прогнозом погоды и клипами о пандах ведущие вставляли шутки «Нас тоже пытают песенкой Барни». То, что возникло как попытка увлечь военных идеями полного раскрытия человеческого потенциала, превратилось в оружие психологической войны — и «цикл» был запущен с новой силой. И это происходит по сей день.
Вспомним о тайной роли правительства в фестивале Burning Man. На первый взгляд, эта недельная тусовка, проходящая на клочке забытой Бюро по управлению общественными и государственными землями пустыни, вряд ли относится к тому, что принято считать «первоочередной целью». Но на эти несколько дней этот клочок земли становится одним из наиболее плотно прослушиваемых и контролируемых в стране. Несмотря на то что уровень преступности здесь гораздо ниже, чем во многих благополучных пригородах средних размеров, сюда съезжаются представители более десятка различных государственных и федеральных агентств, оснащенные высокотехнологичным разведывательным оборудованием стоимостью в миллионы долларов, инфракрасными очками и боевыми транспортными средствами. Часть из них — агенты под прикрытием.
Из сильно отредактированных документов, недавно обнародованных в соответствии с Законом о свободном доступе к информации, следует, что ФБР несколько лет собирала информацию на фестивале
[374]. В качестве официальной причины указывался поиск внутренних террористов и потенциальных угроз со стороны исламистов. Однако гораздо вероятнее, что ФБР просто достало старые инструкции COINTELPRO, применявшиеся в 1960-х годах для инфильтрации агентов и дестабилизации леворадикальной организации «Черные пантеры», «Студентов за демократическое общество» и Движения американских индейцев. Если это так, то можно ожидать повышения надзора за мероприятием, усиленного полицейского патрулирования, внедрения агентов и агрессивного преследования за ненасильственные преступления. И хотя пока трудно сказать, что это — исключение или вновь зарождающаяся тенденция, в 2015 году число секретных агентов на фестивале резко возросло, а количество арестов увеличилось на 600 процентов.
Похоже, можно уверенно утверждать
[375], что разведывательное сообщество знает, что в пустыне что-то происходит, правда, пока не может определить, что именно
[376]. А все потому, что помимо очевидной внешней атрибутики вроде танцевальных вечеринок, огненных взрывов, странных костюмов, все остальное происходит в головах его участников. С точки зрения рядовых блюстителей правопорядка, «…фестиваль напоминает более шумный и вульгарный “Марди Грасс” или встречу Нового года на Таймс-сквер, разве что с меньшим количеством алкоголя и большим количеством объятий». Но для высокого начальства все выглядит иначе. Иногда, как тогда, когда обитатели лагеря PlayaGon перехватили управление разведывательным спутником или когда на вечеринке присутствовал Главнокомандующий силами НАТО, они знают, что происходит.
Такая совместная тусовка «кошек» и «мышек» — от камер сенсорной депривации, нашедших применение в тренажерном зале для мозга «морских котиков», до злоключений Кизи в госпитале ветеранов, посещений подполковником Ченноном Эсалема и присутствия Пентагона на Burning Man — как нельзя лучше подчеркивает перипетии борьбы за переключатель. Более того, она иллюстрирует одну из основных проблем экстаза: как гарантировать, что все эти высокоэффективные техники изменения сознания не будут использованы со злым умыслом? Упоминание о том, что «инструменты исследования сами по себе нейтральны» — неотъемлемая часть любой статьи по философии, но в отношении экстатических практик оно особенно актуально. Как мы убедились в предыдущих главах, полное погружение в экстаз пробуждает эмпатию, сострадание и благополучие. А если погружение состоялось на 80 процентов? Что тогда?
Даже краткий обзор истории последних 50 лет показывает, что экстаз нередко использовался в неблаговидных целях. Бессамость, считающаяся символом измененного сознания, всего лишь в шаге от промывания мозгов, которого так отчаянно добивался Пентагон в 1950-х. Вневременность, то есть утрата точки отсчета времени, мало отличается от параноидальной шизофрении и многие столетия составляла суть одиночного заключения. Эйфорическая нейрохимия легкости, как понял Джон Лилли, способна создавать зависимость от любого, кто предоставит вам следующую порцию удовольствия. Информационную насыщенность можно использовать в роли сыворотки правды (как упоминалось в обнародованных документах «МК-Ультра») или так, как поступали военные охранники в Ираке, накачивая внешними раздражителями.
Подобно тому как менее развитому обществу проще взорвать ядерную бомбу, чем ее изобрести, сила экстаза постоянно влечет тех, кто не имеет понятия, как достичь его самостоятельно. Но, увидев экстаз в действии и осознав его логику, они достаточно быстро находят такие способы его применения, которые ужаснули бы его создателей.
Сома, восхитительная сома!
Хотя нас пугает перспектива того, что военно-промышленный комплекс поставит экстаз себе на службу, не менее вероятно, что нас соблазнят собственные желания. По сути, контроль не через принуждение, как в тоталитарных странах, а через убеждение — даже более вероятная перспектива.
В 2007 году группа крупнейших мировых брендов — Apple, Coca-Cola, American Express, Nike, Samsung, Sony и Ford — вложила 7 миллионов долларов в исследование в области нейробиологии потребительского поведения
[377]. Они хотели узнать, существуют ли более эффективные способы продажи продуктов, и объединились ради проведения самого масштабного в истории нейромаркетингового исследования. Его сутью была попытка заменить фокус-группы сканированием мозга.
