Уже в черте города они спешились, отвели лошадей в конюшню и дальше шли не торопясь: Вендель был уверен, что предводитель не должен вламываться на общее собрание со сбившимся дыханием и в мыле.
Он рассказал, что по другую сторону железной дороги, за пшеничным полем стояли наполовину сгнившие, а наполовину сгоревшие склады одного дельца. Делец давно умер, а наследники все не объявлялись. Пару лет назад те развалюхи использовали для передержки груза и его люди, но позже нашли место ближе и безопаснее.
А теперь там объявились чужаки. Они пришли со стороны побережья и не могли быть никем, кроме Крыс, и теперь банда брата собиралась отправить нескольких лазутчиков на разведку. Вендель выдал тираду о том, что мошенникам с севера в Иберии будто медом намазано, и Луиза не сдержала нервного хихиканья в ответ.
– Ничего удивительного, что они бежали сюда, – заметила она. – Сначала за чистку улиц взялся президент, после покушения гвардия прочесывала город квартал за кварталом, хватая всех, у кого не было карточки рабочего. Страшно представить, что началось после смерти Мейера.
– Будем надеяться, что Теодору не придется перевозить сюда всех своих людей, а то на них песка не хватит.
Сложно было разглядеть выражение глаз Венделя, скрытых в тени широкополой шляпы, но его веселый голос не смог обмануть Луизу – Белый Дьявол был зол.
На одной из улиц им навстречу выехал отряд стражей-альгуасилов в изжелта-белой форме, с золотистыми кокардами на фуражках, и Вендель поспешно оттащил сестру за руку в сторону, чтобы дать им проехать. Их кони прошагали мимо нарочито степенно, а сами наездники смерили Луизу липкими взглядами. Один из альгуасилов что-то выкрикнул и похлопал себя по кнутовищу, а остальные издевательски заржали.
– Это потому, что я стриженая и в мужской одежде? – спокойно уточнила Луиза, когда они скрылись из виду.
– Нет, это потому, что ты чужестранка.
Девушка только поджала губы и зашагала дальше.
Район Фиеры, где располагался излюбленный кабак банды – «Пух и перья», «Plumas y plumones», относился к старой части города, которая стояла здесь задолго до того, как проложили железнодорожное полотно. Здесь не было ни магазинов готового платья, ни отелей, ни булочных с марципановыми фигурками на витринах. Здесь жили бедно, развлекались грубо и шумно и от будущего ничего не ждали.
Само здание «Перьев» было деревянным и двухэтажным. Венчалось оно щербатой мансардой, угрожающе нависшей над проулком и сине-белым тентом у входа. Под ним, вытянув отекшие смуглые ноги, сидели и грызли миндаль три подавальщицы в цветастых косынках. Чья-то маленькая дочка ворковала над самодельной куклой на островке пыльной травы неподалеку. Рядом с женщинами стояли поднос со стаканами и пара медных бидонов с вином, разбавленным апельсиновым соком с сиропом, – в чистом виде оно было таким кислым, что сводило скулы. От холодильных бидонов шел морозный пар, оседая на металле мириадами капелек, – вряд ли хозяйка купила их на собственные сбережения, скорей уж приняла в уплату долга. Подавальщицы успели заметить и Венделя, и Луизу, но не торопились предлагать им напиток: во-первых, они знали, что для Белого Дьявола у Пилар найдется что-нибудь получше, а во-вторых, если бы не делишки банды, то их бы не выгнали из прохлады зала на солнцепек.
Тем не менее одна из женщин грузно поднялась со своего места, тяжело качая широким задом, подошла к закопченному оконцу, постучала и сварливо крикнула:
– Pilaar! Aya, Pilar! El vino!
Не успела она вернуться к товаркам, как за дверью что-то заскрипело и заходило ходуном. Наконец дверь приоткрылась, и Луиза вслед за Венделем протиснулась в темноту кабака.
Внутри уже собралась большая часть банды, хотя девушке казалось, что они и так проводят здесь за выпивкой и нардами целые сутки, если Вендель не находит им другого занятия.
Но сегодня в заведении с порога чувствовался совсем другой настрой. Дверь им открыл пожилой здоровяк Алонсо, хоть обращались к хозяйке заведения. Видимо, пока та возилась у оружейного тайника за стойкой, он исполнял роль привратника. Стоя на коленях, Пилар увлеченно раскапывала слой соломы, покрывающий доски пола. Окажись в их рядах предатель, уже к утру женщина болталась бы в петле на площади, но в «Пухе и перьях» не держали случайных людей.
Удивительная женщина была эта Пилар Менендез. Она была худой и жилистой, и разительное отличие от пышных местных матрон нисколько ее не смущало: тощие ноги, руки-веточки и ключицы, о которые, казалось, можно порезаться, она выставляла напоказ, щеголяя в подоткнутом платье с коротким рукавом и кожаном фартуке. Время избороздило ее когда-то заурядное лицо и сделало его незабываемым, но из богатого женского арсенала она пользовалась только красной помадой да золотыми серьгами-шариками. Жесткие, точно конская грива, черные волосы Пилар укладывала пучком почти над самым лбом, но, пока она работала наравне со всеми подавальщицами, пряди выпадали из слабого узла и торчали во все стороны, будто перья нездоровой птицы.
Но все же гордое название «Plumas y plumones» кабак получил вовсе не из-за прически Пилар, а из-за ее страсти к петушиным боям. Луизе уже довелось один раз присутствовать на таком бое. Пилар с горящими глазами принимала ставки, потрясая желтоватыми купюрами, и во все горло хрипло расхваливала крылатых бойцов – королева игроков и пьяниц. Она была жадной до грязных денег и кровавых зрелищ, но явно не со зла: скорее, она не видела в жизни ничего лучшего. Хорхе так стыдился ее, что, если бы не Вендель, Луиза так бы и не узнала, что она его мать и родная тетя Доротеи.
К новенькой Пилар отнеслась с сомнением.
– Не дело это, – заявила она первым делом, – записываться в бойцы, потеряв суженого. Я схоронила троих женихов, пока не родила сына.
Незачем ей было знать, что с «суженым» Лу связывали отношения скорее дружеские, смутные и полные недосказанности. Девушка только пожимала плечами и беспомощно улыбалась.
Зато Фабиан приглянулся Пилар, ведь они с Хорхе быстро нашли общий язык и спелись. «Сразу же после допроса и избиения. Мужчины!» – от возмущения Луиза не находила других слов. Об их с Луковкой прежней дружбе он забыл – или делал вид, что это так.
Теперь Дюпон и его новый товарищ стояли у окна, выходящего на сонную улицу, и следили за редкими прохожими, тихо переговариваясь. Алонсо тем временем восстановил сложную систему задвижек и вернулся к Пилар, которая уже доставала из тайника короткие ленты патронов на ремнях и ручные карабины. С полдюжины бандитов потягивали мутное пиво у засаленной стойки, еще четверо мужчин негромко перебрасывались короткими фразами, сложив руки на груди и склонив головы. Заметив Венделя, все они подтянулись ближе к нему, а Луизу оттеснили в тень.
– Так трое или четверо? – не тратя время на приветствия, требовательно спросила Пилар. В ее рту вязко перекатывался комок кхата – «для бодрости», – оттого она была еще более взвинчена, чем обычно. – Скольких отправляем?
– Как я и сказал: Алонсо, Пепе, Федерико и Дюпон. Всего четыре, как пальцев на руке у Моно, – он ухмыльнулся, и все загоготали, а громче всех – сам Моно, который уже много лет спускал курок средним пальцем. Шутка была не из новых. – Но с них довольно будет по карабину и по две дюжины патронов на нос. Только разведка.
