Борислав велел не жалеть средств на новый гардероб, ведь ей предстоит бывать в местах, куда замарашке нет прохода. Хотя какое общество может быть в Фиере?..
Дверь в аптеке напротив распахнулась с надрывным звоном колокольчика. Парнишка со светлыми, выгоревшими на солнце волосами едва не рухнул со ступеней, и содержимое его бумажного свертка с покупками брызнуло во все стороны, как платки из цилиндра фокусника. Бинты, мешочки с травами, жестяная баночка какой-то мази. Парень бросился на колени, чтобы все собрать, и тут Жизель заметила плотный корсаж и недвусмысленные округлости над ним – девушка.
Луковка.
Стриженая, в штанах для верховой езды, со свежей ссадиной на загоревшей щеке, на портупее болтается пустая кобура. Ошибки быть не может.
Лу быстро завернула выпавшие вещи обратно в бумагу, отряхнула штаны и поспешила вдоль по улице туда, где заканчивалась оконная рама и Чайка не могла проследить ее путь дальше.
Но это не страшно. Можно сделать это позже.
#8. Следуй за мной
Лето в Хестенбурге выдалось холодным и дождливым, будто отрицая свою жизнерадостную суть и призвание дарить детям земли надежду. Будто без постоянной мороси здесь было недостаточно уныло.
Они стояли в подворотне, где вода, казалось, не лилась с неба, а сочилась из серых камней или была соком вездесущего плюща, стекала по желобам и стенам и с утробным бульканьем исчезала за позеленевшей канализационной решеткой.
– У тебя нет выбора, – заявила девушка и прищурила змеиные глаза. Для убедительности и чтобы выказать наибольшее презрение, поджала губы и сложила на груди руки. – Иди и сделай!
Он провел рукой по затылку, стряхивая мелкие капли с отрастающих волос. До чего ж противно играть в чужой пьесе. До зубной боли противно, а за импровизацию могут и прирезать, ему ли не знать. И вот теперь эта злобная пародия на женщину будет втолковывать ему, что у него нет выбора.
– Ты здесь до ночи торчать собрался? Или мне напомнить тебе, как ножками ходить? Топ-топ! – снова рыкнула надсмотрщица. Да, Теодор назвал это иначе, но, по сути, она ею и была. – К вечеру мы должны доставить в Угол деньги.
– Да, да… – рассеянно отозвался Олле. – Медные крошки для Короля, чтобы он мог прокормить своих крысяток… Как прикажете, фрекен!
Он не сдвинулся с места, зато Анхен исчерпала скромный запас своего терпения, ринулась к двери и застучала кулаком. Даже пару пинков отвесила, бешеная.
– Открывай, мразь! Я знаю, что ты там!
– Рекомендую настой ромашки. Успокаивает нервы и освежает дыхание. – Миннезингера развлекал ее гнев, потому что больше ничего веселого тут не было.
На самом деле ему впору было примерить трагическое амплуа и вдоволь нарыдаться о превратностях судьбы. Упасть на колени лицом к замершему партеру и произнести монолог обо всем, что произошло по прихоти режиссера. Он так и видел эту постановку и в ней себя – в белой рубашке с широкими рукавами, как у пижона Фабиана. И в красно-черном трико.
Пока Миннезингер раз за разом проигрывал в голове замысловатые сцены, время службы у Теодора шло само собой, но было одно весомое условие, через которое нельзя было взять и переступить, как через грязную лужу.
Анхен без видимого результата осыпала запертую дверь ударами и ругательствами. Олле вздохнул и шагнул к девушке, выкрикивающей в замочную скважину цветистые угрозы.
– Ягненок милый Анни шла в поле за цветами… – промурлыкал он, получив в награду кровожадный взгляд. Не страшно, она даже дверь одолеть не смогла. – Отойди-ка.
– Мерзкий фигляр, – фыркнула она, но все же посторонилась.
Седая городская хмарь столбом света разломила мрак за дверью. Будь Олле один, после такого удара ногой он бы позволил себе если не вскрикнуть, то хотя бы крепко выругаться на родном языке. Но ему слишком нравилось играть в героя.
Он сделал несколько шагов внутрь и покрутил головой. Тени, стеная и кашляя, расползались подальше от выломанной двери, чтобы наслаждаться лихорадкой в мирной тьме. У стен были привинчены грубо сколоченные полки для еще способных вскарабкаться на них, но большинство лежали прямо на полу. Олле прищурился. Казалось бы, обычная ночлежка для больных бродяг, где те доживают последние дни, не мозоля глаза благополучным горожанам и констеблям. Но запах! Запах не обманывал, выдавая всю подноготную, пробиваясь сквозь смрад немытых тел и общего ведра с нечистотами. Он был тонким, если не сказать изысканным: южно-кантабрийские и горные травы, лесные цветы… Королевская отрава.
– Лучше никогда не становится, только хуже, – пробормотал Олле и глянул на Анхен, которая довольно комично пыталась защитить свое обоняние от местных ужасов с помощью шейного платка.
– Ох, заткнись уже и шагай дальше! Нужно найти хозяина этой помойки.
Голос девушки звучал гнусаво, но Миннезингер даже не стал ее подкалывать. Ему было тревожно. Кто может заправлять всем этим, если Антуан все еще в беспамятстве?
Они двинулись вглубь дома, стараясь дышать только ртом. Похоже, раньше здесь была небольшая мастерская портного либо сапожника – окна наглухо заколочены, точнее не разобрать. Темнота мелко дрожала грудами тряпья и постанывала десятками голосов. В ратушу они являлись, обрядившись в свои лучшие обноски в знак уважения к королю, но это место обнажало истинную суть происходящего тут – притон, полный опустившихся, одурманенных и умирающих.
Наконец Олле и Анхен достигли дальней стены, где за перегородкой раздавались твердые, но суетливые шаги. Кто бы там ни прятался, он не мог не слышать грохота выломанной двери и теперь был напуган. Олле хищно ухмыльнулся.
– Здесь, или я съем свою шляпу! – Он приблизился к хлипкой дверце и пропел: – Тук-тук! Хозяин, принимай гостей!
– Именем Крысиного Короля, откройте! – вставила Анхен.
Олле вскинул бровь.
– Решила поиграть в констебля?
Она вспыхнула, но ответить не успела – из-за двери раздался нервно-надтреснутый мужской голос:
– Сию… Сию минуту! Я открываю!..
Через мгновение щелкнул замок и дверь отворилась. Миннезингер вошел не спеша, вразвалку, потому что по собственному опыту знал, как сильно это пугает, но вскоре замер, ошеломленный. В каморке, которая казалась светлой и роскошной по сравнению с остальным притоном, стоял, сгорбившись, Отравитель. Через несколько гулких секунд Олле понял, что обознался: человек перед ним лишь отчаянно старался походить на Антуана Спегельрафа. Он был ниже ростом, плотнее фигурой, обладал здоровым румянцем фермерского сынка и неряшливыми волосами, выбеленными каким-то аптекарским составом. Олле брезгливо скривился.
– Ты знаешь, кому принадлежит этот город? – Анхен приступила к делу.
– Разумеется, все мы подданные светлой королевы Агнесс Линдберг-Спегельраф, супруги короля Антуана, – заблеял поддельный Отравитель.
