– Война, ваше императорское величество, подобна переменчивому течению. Тот путь, что предлагаю я, еще более извилист. Я могу указать его начало, но в дальнейшем решения придется принимать на ходу. – Герцог слегка пожал плечами, будто они обсуждали шахматную партию. – Даже под пытками я не смогу предугадать развитие событий детально.
– Разумно, – обронила императрица и умолкла. – Я хочу взглянуть на ваши лица, – через какое-то время решилась она.
После этих слов переводчица поднялась с колен, изящно придерживая юбку, и вновь скрылась за ширмой. Раздался шорох шнура и механический скрип. Поначалу Юстас не заметил никаких изменений, но спустя несколько мгновений разглядел, что из левой стенной панели выдвинулось зеркало. Озадаченный, он покрутил головой и понял: весь кабинет пронизан системой скрытых зеркал, которые вывернулись из своих ниш, чтобы императрица могла видеть просителей, не выходя из укрытия.
«До чего же она запугана, – невпопад подумалось ассистенту герцога. – Вряд ли все эти манипуляции продиктованы только местным этикетом».
И тут, под каким-то немыслимым углом, в самом конце зеркального коридора, в узком, как лезвие косы, лоскуте он увидел ее белое лицо. На вкус Юстаса, она не была так сказочно красива, как он привык слышать. Не слишком выразительные черты и правда придавали ей сходство с полной луной, на диске которой кто-то красной и черной тушью наметил женский образ. Она отражалась в полуанфас: вишневые губы поджаты, в темных глазах ничего, кроме тревоги. На месте сбритых бровей значились лишь красные точки, так что сложно было понять, хмурится ли Юэлян. Еще пара секунд – и все исчезло, зеркала вернулись в свои ножны, захлопнулись деревянные панели.
Покосившись на герцога, Юстас осознал, что тот не видел императрицу. От этого у Андерсена возникло ощущение, будто он совершил нечто запретное, непристойное. В то же время неожиданно для самого себя Юстас понял, что Фердинанд Спегельраф проиграет. Слишком он нелюбопытен, закостенел. Именно отсутствие гибкости и непоколебимая уверенность в своей правоте подводили его раньше – в чужой стране они его сокрушат.
Едкий мороз начал расползаться по коже, когда Юэлян заговорила вновь:
– Я не дам вам возможности льстить и уверять меня в неизменности ваших намерений. Это было бы слишком самонадеянно с моей стороны. Слова, тем более сказанные женщине, мало чего стоят. – Юстас заметил, что она почти кокетливо пожала плечом. – Вместо этого, прежде чем я позволю вам начать воплощать ваш план, вы исполните мою волю. Пять желаний, если вам угодно. Так я пойму, насколько велика ваша преданность цели и мне.
Герцог Спегельраф не ответил, только приподнял бровь, дожидаясь разъяснений.
– Вы, как я поняла из вашего рассказа, преуспели в искусстве придворных игр – интригах и шпионаже.
– В дипломатии и разведке.
– Это одно и то же, – отрезала императрица. – В любом случае, задания будут из этой сферы. Какие бы слухи ни ходили, я должна быть уверена в вас, а вы – в деталях своего плана.
– Это мудрое решение, ваше величество, – кивнул Фердинанд, бросив взгляд на Юстаса. – Как я догадываюсь, в детали будущих поручений вы нас не посвятите?
– Не сегодня. Сегодня – никаких скучных подробностей. – Тон Юэлян становился все более оживленным и легкомысленным, будто ее развлекала идея, которой она загорелась. – Скажу только, что вам понадобится новый элегантный гардероб. В противном случае во Дворце Лотоса вы будете смотреться не как кантабрийские атташе, а как два старьевщика.
– Я вас услышал, госпожа. Но позвольте заметить – какими бы бесценными сведениями я ни обладал, с течением времени все может измениться и они будут уже не так полезны. Так сколько дней займет выполнение ваших заданий?
Юэлян хохотнула, будто он удачно сострил.
– А это зависит только от вас, герцог, только от вас.
***
Вечер показался Юстасу опасно душным, потому перед тем, как лечь спать, он не без труда отворил непривычные в своей конструкции окна. И теперь, поднимаясь из глубин сна, чувствовал, что окоченел: ночью прошел дождь, занавеси из невесомого муслина вздымались и опускались на волнах ветра. Птицы в императорском саду старались перещеголять друг друга в изощренных трелях, а солнечный свет щекотал сомкнутые веки Юстаса горячим пером. Он поморщился. Восточное крыло Дворца Лотоса, предназначенное для гостей двора, явно имело как достоинства, так и недостатки.
Одеяло сбилось грудой в ногах и тоже остыло, и Юстас рассудил, что далее оставаться в постели не имеет смысла. Продолжая жмуриться, он нащупал ткань халата и накинул его на плечи. Доски пола были до того гладкими, что Андерсен невольно скользил по ним, пока добирался до умывальника и колокольчика, призывающего слуг. Через несколько суетливых минут он уже наслаждался свежесваренным кофе, который подавали здесь на кантабрийский манер – в крошечных фарфоровых чашках, без сахара и сливок. И, потягивая восхитительную горечь – несравнимо лучшего качества, чем он мог позволить себе в Хестенбурге, – Юстас осознал, как быстро привык к роскошной жизни при дворе.
Даже костюмы, щедро предоставленные императрицей, хоть и отличались от сшитых в Кантабрии какой-то неуловимой неправильностью деталей и кроя, но нравились ему определенно больше привычных. Вопрос был только в цене.
За окном пластами геометричных ярусов раскинулись сады. Едва они с герцогом прибыли ко двору, им с гордостью поведали, что с высоты птичьего полета императорский парк выглядит как цветок лотоса, в центре которого расположен сам Белый Дворец. Юстас тогда только пожал плечами – у него не было желания убедиться в этом. Главное, что по утрам он мог наслаждаться видом цветущих гортензий и безупречно изумрудных лужаек с выстриженными на них узорами.
Андерсен прикрыл глаза и вновь попытался осознать себя в новой, хоть и фальшивой роли. Атташе. Посол. Официальный представитель кантабрийского двора. Мечтал ли он об этом когда-либо? Нет, он не смел. Пределом его чаяний была мантия судьи, пусть и не верховного, но вхожего во дворец. Место, где он оказался ныне, было далеко за гранью его возможностей. Судьба непредсказуема. Кроме всего прочего, для них с герцогом оказалось сюрпризом, что по документам, которые вручила им помощница Юэлян, они оказались равны в должности. Это было ошибкой, но уже ничего не исправить, и Юстас в глубине души был польщен.
Пхе Кён – так звали девушку – отправилась с ними во Дворец Лотоса. На то было две причины: во-первых, кто-то должен был передавать поручения и следить за выполнением заданий императрицы, а во-вторых, Юстас не знал олонского, что не вписывалось в отведенную ему роль.
Поэтому каждый день по утрам она приходила к нему с кипами тонкой рисовой бумаги, расчерченной на квадраты, флаконами черной туши, кистями из конского волоса и давала уроки письма, чтения и разговорной речи.
Тогда он смог ее разглядеть. Вопреки ожиданиям, она мало походила на императрицу, хотя он слышал, что олонки все на одно лицо. С другой стороны, Юэлян была родом из Старой Империи. Внешность Пхе Кён завораживала – у нее были раскосые, но большие глаза, точеный нос и изящно изогнутые губы, лишенные вульгарной на его вкус полноты. Широкие брови формой напоминали два полумесяца, отчего казалось, что она не вполне доверяет словам собеседника. Волосы она носила заплетенными в длинную косу, завязанную в узел на затылке, и Юстас дивился, насколько гладкими они были – ни одного непокорного волоска не выбивалось из прически, не завивалось у шеи или трогательного пробора. У волос был оттенок черного дерева, отчего кожа Пхе Кён казалась совершенно молочной.
