– Может, хватит уже с ним возиться? – Анхен выразительно указала взглядом на загорающиеся фонари.
Сквозь анфиладу сырых мрачных арок, пронизывающих улицы, как трахеи, слышались чеканные шаги вечернего патруля. Кто-то со смачными ругательствами пнул кота, и тот обиженно завопил, а следом раздался звонкий детский плач. Город на глазах менял личину, выворачивая наизнанку рабочую робу. Одни расползались по убежищам, другие же выкарабкивались из них.
Промысел сборщиков был самым опасным из всех, подвластных Теодору, – эти Крысы шныряли не под луной, но солнцем, каждый раз рискуя попасться властям. Днем деньги отдавали самые сговорчивые, а к тем, кто упирался, приходили по ночам, вытаскивая из теплых и не очень постелей.
Кроме всего прочего, дневной образ жизни мешал Олле и таким, как он, завязать необходимые для расследования знакомства. Пера не связывали подобные условности, а потому он мог оказаться полезен.
– Вот как мы поступим. – Миннезингер жестом велел Анхен подождать. – Мы будем брать у твоего Гауса деньги, пока он будет их исправно отслюнявливать. Молчать! – оборвал он парня, когда тот попытался возразить. – Иначе мне не поздоровится. Когда мой долг будет закрыт – мы его прижмем, обещаю. Но мне нужна помощь. Чуешь?
– Что ты несешь? – Анхен вгрызлась в заусенец на большом пальце. – Чем нам поможет этот малец?..
Петит и вовсе оторопел. Все складывалось отнюдь не так, как он ожидал.
– Н-не чую…
– Нет в вас ни фантазии, ни огонька, друзья мои! – Олле заложил руки за спину и зашагал из стороны в сторону.
А город все набухал и наполнялся вечерними звуками. Они прорывались, как сок из тонкокожих перезрелых ягод, разливались из окон визгом и бранью, громким шепотом и песнями.
– Ты слышал об убийстве на верфи? А о других громких и грязных делишках? – напрямик спросил Миннезингер. Петит яростно помотал головой. – Мне нужен осведомитель. Хороший. Лучше великолепный. Тот, кто знает обо всем, что творится в этом городе. Но сойдут и несколько посредственных. Вроде твоей мелюзги.
Мальчишка потупился. Снял кепи и выудил из него невозможно мятую сигарету, уже единожды кем-то зажженную и погашенную. Покрутил в грязных руках и спрятал обратно – огня ему никто не предложил, а своего у него не оказалось.
– С ними ничего не выйдет. Меня же прогнали, – фыркнул он. – Но я знаю, кто вам пригодится.
***
– Фрекен Стерн. – Олле одной рукой приподнял котелок, другой же поднес к губам изящные, но запачканные чернилами пальцы девушки. На среднем был маленький бугорок от постоянного письма. – Неописуемо рад знакомству.
Они условились встретиться в парке, у монумента Хегни Завоевателя. Журналистка, рекомендованная Петитом, прибыла вовремя, а потому успела пропечься на неожиданно жарком солнце, пока они с Анхен добрались до места.
– Взаимно, герр Миннезингер, – натянуто улыбнулась она, глядя ему через плечо, туда, где, враждебно сложив руки на груди, стояла Анхен – а ваша спутница?..
– Зовите ее Ягненком…
– Эй!
– Во всяком случае, она будет скромной и кроткой, как ягненок. Обещаю.
Фрекен Стерн недоверчиво вскинула аккуратные брови и чему-то усмехнулась.
На вид ей было немногим больше двадцати, и она принадлежала к той девичьей породе, что выбивалась на свет через курсы, конторы и комитетскую возню, которая, по слухам, щедро вознаграждалась. На ней было платье по последней моде – уж он-то знал из «Болтушки» – и довольно броская маленькая шляпка с вороньим пером, но не хватало перчаток, а приталенный жакет с дутыми рукавами был велик. У такой в кармане не найдется и завалящего гульдена, а над сережками посмеется любой оценщик. Такие девушки отсылают все излишки родителям в провинцию, а то, что должно идти на еду, тратят у модисток, чтобы пускали в приличные места. Бедняжка.
– Мой товарищ – Пер Петит – очень лестно отзывался о ваших качествах. Он говорил, что вы из тех, кто наверняка изыскивает истину там, где ее, казалось бы, и нет.
– О, Пер, – горестно вздохнула девушка. – Бедный мальчик. Надеюсь, что смогу ему помочь уличить этого подонка Гауса.
– Это дело второстепенной важности.
– Но бездомные дети!..
– …не сделают вам блестящей журналистской карьеры, поверьте.
Олле проводил взглядом тучную бонну с многочисленным выводком мелюзги в матросках. В ее мощных руках была корзинка для пикника.
Девушка набрала побольше воздуха для гневной отповеди, но вдруг передумала:
– Я не стану с вами спорить, пока не выслушаю.
– Разумное решение! Я, в свою очередь, не стану ничего рассказывать, пока мы не перекусим.
Лоток с синим тентом нашелся быстро, и улыбчивый бородач ловко наполнил бумажные конусы излюбленным лакомством жителей столицы – жареной рыбой с коричневым уксусом. Олле галантно проводил девушек к скамейке под сенью платана и сам уселся посередине. Пока те уминали уличную еду – фрекен Стерн деликатно облизывала пальцы, а Анхен демонстративно вытирала их о штаны, – он изложил суть дела. Анхен, правда, все время мешала повествованию: стоило Миннезингеру заговорить стихами, как она наступала ему на ногу.
– Один вопрос, – наконец заговорила новая знакомая. – С чего вы взяли, что убийство шефа Роттенмайра связано с тем, на верфи?
– А у вас что, не бывает предчувствий? – Олле развел руками. – Сполохов озарения? Нет?
Девушка смяла промасленный кулек и положила рядом с собой на скамейку.
– Мы называем это чутьем. Но мне кажется, что вы недоговариваете.
Миннезингер улыбнулся ее проницательности.
– Я был там в ночь после убийства. Я слышал очевидцев и препаратора. Было в том деле что-то такое… театральное, показушное. Убийца хотел, чтобы все выглядело так, а не иначе. Словно капризная девица.
– А еще он стер руны, – буркнула Анхен в сторону.
Олле схватился обеими руками за левый лацкан пиджака:
– Ягненок, я уж думал, ты онемела! Какое счастье! Молви еще хоть словечко!
– Постойте! – Фрекен Стерн вскочила на ноги. – Вы сказали – руны?! Они были там?..
– И он их стер.
– Господа! – Журналистка заломила пальцы, залихватски щелкнув суставами. – Это в корне меняет дело.
Ее карие глаза вспыхнули азартом, уголки губ приподнялись, и она стала почти красавицей.
– Что ж, пришла пора и мне открыть карты. Я считаю, что мы имеем дело с убийцей не двух, а трех человек. Очень значимых личностей. – Она заметалась вдоль скамейки, будто на привязи. Стальные набойки каблучков громко цокали о камень. – Сначала глава Зодчих под памятником Мейера, затем Роттенмайр, а теперь и это! Надписи были везде. О, если бы вы не стерли эти проклятущие руны возле шефа, все давно бы уже догадались… Какой материал!
