Что до пиратов, то они состояли на государственной службе, но королевская семья неизменно отрицала это перед разгневанными александрийцами. Время от времени пиратов показательно вешали и поднимали вокруг казни столько шума, что с ней не мог сравниться ни один праздник. Бандиты, в свою очередь, отрывали кусок от добычи корсаров, чтобы как-то прокормить свои семьи. Сложно сказать, переступали ли они грань, тогда как разбоем занималась вся страна от коронованной макушки до черных пят.
Борислав любил рассказывать об истории, о социальной несправедливости, о перспективах, о прогрессе и регрессе, но Чайке это было совсем неинтересно. Лучше уж рассчитать ходы грядущей операции, вычислить затраты и прибыль… Но рассуждать о том, как неправильно устроен мир, – увольте!
Что в этом толку? На словах мир и жизнь каждого человека еще хуже, чем на самом деле. Взять хоть ее: живет да живет, всегда могла прокормить себя и найти кров. А если разбирать все на словах, то выть хочется: мать бросила, отца убили, лицо изуродовано… Не нужно болтать, нужно дела делать, чтобы после и вслух было не стыдно сказать о том, как прожил жизнь. В этом они с Милошевичем были единодушны.
Он бы начал действовать и раньше, но, когда обратился к Мейеру с идеей пронести революцию дальше на Юг, тот лишь отмахнулся.
– Это не наше дело. Тем более не твое. Займись-ка лучше картами – так от тебя будет польза.
Но карты больше не давали Бориславу ощущения всемогущества, ради которого он раньше садился за стол с зеленым сукном. Чудовищные суммы, которыми ворочала сеть их игорных домов, теперь казались не целью, но средством. Жоакин был несравненным управляющим поместьем, но держать под контролем бюджет целой страны – это далеко не то же самое, что отсчитывать монеты работникам лесопилки. Борислав и Якоб могли бесконечно водить его за нос, утаивая настоящие цифры. Однако Милошевич быстро пресытился роскошью и свою долю решил вложить во что-нибудь более интересное. Более масштабное.
На юге Иберии было место, носившее звучное имя «Берег Контрабандистов». Казалось бы, неприметный Сан-Мора с домишками, выдолбленными в скале, и вонючим рыбным рынком. Но в нем и нескольких других таких же никчемных городишках, по негласному закону, могли сгружать на шлюпах свою добычу корсары. И именно там пересекали водную границу берберские торговцы людьми и кхатом, а также беглецы из других стран. Например, из Кантабрии.
Зачастую именно из Сан-Мора через скалистый перевал вывозили дурную траву и заокеанские товары. Ехало все это караванами в сопровождении многочисленной охраны. В половине случаев груз бывал разграблен, а люди перебиты. Какое расточительство! Какие убытки! А ведь на этом поприще можно было сколотить не только состояние, но и пьедестал с троном.
Самый быстрый и безопасный путь к чему угодно – железнодорожный. Так рассудил Борислав. И начал скупать иберийские земли, по которым должны были пролечь серебристые рельсы. Но, едва он собрался соорудить насыпи и поставить ангары, ему нанес визит местный алькальд. Он держался чрезвычайно нагло. Заявил, что по иберийским законам, чтобы начинать подобное строительство, иностранный гражданин должен обладать титулом не меньше графского. Именно тогда Борислав посчитал за счастье, что его ближайший друг и вечный напарник, Якоб, был графом. Как оказалось позже, зря.
Краузе тогда было не до планов Милошевича за границей. Пока монеты сыпались в его расшитые карманы, а все новые и новые перстни унизывали пухлые пальцы, он почти не покидал здание «Эрмелина». Алчность поглотила все его существо, превратив в кого-то другого. Он не глядя подписал доверенность и помахал рукой на прощанье. По мнению Якоба, все это было блажью. Кому вообще придет в голову прокладывать железную дорогу в пустыне?
Но Борислав знал, что делал, а внезапное назначение его начальником таможни только подлило масла на шестерни, и он почти год промотался между странами. Милошевич вывозил из Кантабрии не только капитал и новейшее оружие: инженеры, механики, картографы не могли устоять перед его предложением. Наемники и бывшие солдаты, давно не видевшие денег, шли к нему на службу и отправлялись за море, через Берег Контрабандистов, строить будущее. На мусорной куче проще всего стать царем горы и навязать всем вокруг новые порядки вплоть до революции. Особенно с таким арсеналом.
Милошевич проложил железные пути от основных иберийских линий, которых было крайне мало, соединил Берег Контрабандистов со столичной линией, дотянулся до крупных портов. Это было нетрудно, а работа спорилась на удивление быстро – в Иберии любили шелест гульденов. Вскоре ему удалось приумножить вложенные деньги. Кроме сухопутных, он планировал также создать воздушные перевозки. Для этого он возводил огромные ангары для дирижаблей, каждый в двадцать два человеческих роста высотой и тридцать шириной.
Как он и рассчитывал, власть над путями постепенно стала властью над людьми. За это, а также за небольшую армию, которая поддерживала его и охраняла его владения, Борислава стали звать Доном. Сначала ему поклонилась Сан-Мора, после – Агила и с ней другие, более мелкие города. На очереди была Фиера, и на нее Борислав возлагал большие надежды: из-за ее удобного расположения поблизости хотели построить развязку, а просторы неосвоенных полей могли бы послужить проекту с воздушными путями. Но не успел он толком затянуть петлю на шее Фиеры – она только начала чувствовать вкус свежей крови и песо, которые несли поезда, – как с родного севера грянул гром.
Теодор Роттенмайр, старая Крыса, давно хотел наложить когтистую лапу, чей отпечаток значился на всех его ублюдках, на иберийскую контрабанду. Год назад он начал отправлять сюда людей: сначала понемногу, по трое, по полдюжины, а после целыми трюмами. Теодору не понравилось ни соседство Борислава, ни его цели, ни средства, и он развязал войну. Тогда-то и окупилась личная армия Милошевича и оправдал себя каждый украденный у Кантабрии полуавтоматический карабин с ячеистой патронажной лентой системы Бромма. Именно тогда маркграф с революционными взглядами в полной мере осознал, в кого бесповоротно превратился.
Еще несколько кровопролитных стычек – и ему удалось бы задавить Крысиное логово на своей земле, если бы Теодору не улыбнулась удача в лице Павла Вербера. Крысиному Королю, мастеру шантажа и асу раздора, не составило труда придумать, как ввести в игру фигуру Якоба Краузе. Между ним и Бориславом успела пролечь трещина, когда граф выяснил, что в Иберию просочилось не только его имя в виде подписи на доверенность, но и некоторые суммы, которые, впрочем, Милошевич намеревался вернуть.
Едва попав на полуостров, Краузе использовал все свое обаяние и убедительность, чтобы пролезть как можно выше и завести влиятельных друзей. С их помощью он прибрал к рукам часть собственности Борислава, включая значительный отрезок путей и торговую компанию. Разумеется, местные власти помогали ему не бескорыстно – он обязался помочь им наладить сеть игорных домов, как в Кантабрии. Возможно, они даже полагали, что держат Якоба на коротком поводке, не позволяя ему покинуть страну, пока тот не выполнит свою часть сделки. На самом же деле это они были в его кармане по самую шею. Якоб Краузе ненавидел упускать прибыль. Даже если она росла на бесплодной, на первый взгляд, земле.
