***
– Подъем, бездельники! – зычно крикнул Борислав, едва они переступили порог старой скотобойни. – Хозяйка вернулась!
Люди Милошевича бездельниками не были, но он, как и Жизель, привязанность к товарищам выражал грубостью. Здесь, под мерзким прикрытием, работали лучшие стратеги Дона. Они тут же оторвались, кто от бумаг, кто от ящиков с какими-то деталями и патронами, и поспешили навстречу.
Об иберийских скотобойнях можно было бы написать страшную балладу из тех, что так любят местные. Миннезингеру бы тоже понравилось их жуткое обаяние, и даже вечный смрад он нашел бы поэтичным и достойным словесных финтифлюшек. В этой уже давно не забивали и не разделывали бычков, но, как и в хестенбургском Доме Мясника, сладко-гнилостный запах крови был неистребим.
– Салют! – Чайка подняла левую руку. Правой она прижимала к лицу носовой платок с парой капель эфирного масла мяты, прогонявшего дурноту.
В прошлой жизни она бы пришла в ужас от одной мысли, что дорогущее платье цвета слоновой кости может запачкаться в такой обстановке, а кокетливая шляпка с белым пушистым пером напитается вонью, как губка, но теперь ей было все равно.
Дон ободряюще потрепал ее по плечу и шепнул:
– Мы здесь ненадолго.
И громко добавил:
– Карл, Микель, доложить обстановку!
Микель, бывший счетовод в захудалой конторе, занимавшейся ставками на скачках, страдал от местной погоды больше всех: летом он обливался потом, а зимой его мучил удушающий кашель. Но он был незаменим. Его гений был сродни таланту шулера, вот только вместо карт он тасовал, удерживал и прятал в рукаве ассигнации. Чайка не раз помогала ему подделывать подписи. Как он говорил, у нее рука легче.
– Третий отряд залег на матрасы на западе Агилы, они держали оборону от Крыс три дня и нуждаются в подкреплении. Стукач доложил, что планируется поджог первого ангара. Мы уже отправили туда людей, но горизонт чистый. Нападения можно ждать в любую минуту.
– Эвакуация инженеров? – потребовал ответа Борислав.
– Уже отдал распоряжение. Но эти сумасброды опять недовольны – не хотят бросать «Этель».
– Я займусь ими, – Чайка вздохнула в платок. – Меня они послушают.
Милошевич не слукавил, когда говорил, что война уже идет. И это были не просто подлости исподтишка, которыми часто одаривают друг друга деловые люди разного пошиба, – шли ожесточенные бои за каждую пядь земли.
– Сестренка Жизель, – умиленно протянул Карл, высокий и тощий, как каланча. – Нам тебя не хватало.
– Ой, завались!
И все же ей было приятно.
В свое время Чайка сильно выручила Карла, занимавшегося наймом людей в организацию, проведя проверку на вшивость. Ей хватало обменяться с человеком парой фраз, чтобы выявить лжеца и шпиона: их уловки были столь же примитивны, сколь отвратительны.
Поначалу она часто задавалась вопросом, что такого увидел в ней Милошевич, кроме смазливой – ха-ха – мордашки? Но вскоре Чайка сообразила, что тот руководствовался здравой мыслью: если не нанять профессионала, его наймет конкурент. Или убьет. Тогда, в больнице Сан-Мора, он решил, что ему не помешает личная помощница, умеющая делать перевязку на месте. Все же он не бессмертен. А когда узнал, что ей по плечу на самом деле, то решил: он ни за что не упустит такой ценный экземпляр, наделенный цепким и изворотливым умом. Мордашка, кстати, тоже пришлась ему по вкусу.
Борислав, раздав несколько распоряжений, пообещал вернуться к вечеру и уже повел Жизель к выходу, что-то бормоча о новом паромобиле. Но в последний момент она вывернулась и задала самый важный, самый мучительный для нее вопрос:
– Что с фиерскими парнями? Банда Белого Дьявола. Были вести о них?
Микель на пару мгновений зарылся в бюро, а вынырнув, только хмыкнул:
– Они пропустили два последних рейса. И вообще идут не по списку, а абы как.
– Ты им не платишь ни песо, так что сделай лицо попроще. – Чайка зло сузила глаза. – Нет ли потерь? Может, кого повязали? Или алькальд зверствует? Я помню, он редкостная скотина, насквозь продажный, скользкий жо…
– И это тоже, – хмуро прервал ее счетовод. – Отношения с сеньором Мартинесом у них не ахти, но мне кажется, тут есть что-то еще. Хотя все живы и даже на свободе.
– Нам жизненно важно, чтобы этот груз не дошел до столицы. – Борислав принялся растирать лоб двумя пальцами. Он всегда так делал, когда погружался в невеселые мысли. – Там серебряные слитки с юга Новых Земель. Крупная партия, замаскирована лесом и углем. Всего один вагон в центре состава, а столько проблем… Другое дело, если бы он по-прежнему был моим.
У Чайки заныло в груди. Если бы это не было так важно для Борислава, она нашла бы предлог не трогать банду, вывести ее из планов. Но Милошевич не мог использовать своих подчиненных для грабежа на железной дороге – это подставило бы его под молот лукавого иберийского закона. Резать и стрелять друг друга на нейтральной территории группировки могли сколько душе угодно. Но стоило кому-то покуситься на добычу корсаров… Бедная, бедная Луиза! Как ей помочь? Как облегчить неизбежное?
– Что известно об охране состава? – Духота постепенно плавила мозг Чайки. Зал скотобойни подернулся легким маревом, и она поняла, что времени у нее в обрез.
– Два отряда в соседних вагонах, замаскированных под угольные. И вооруженная охрана в кабине машиниста. – Микель пожал плечами. – На самом деле ничего из ряда вон.
Девушка заговорила скороговоркой, поспешно отступая к выходу:
– Распорядись выслать на место старого склада боезапасы. Я… сообщу моему связному… Нужно непременно подложить фальшивку алькальду, чтоб его…
И выскочила вон.
Борислав обнаружил Жизель за углом скотобойни. Ухватившись за стену, осыпавшуюся хлопьями побелки, она полоскала рот водой с лимоном из маленькой фляжки. Лоб и щеки Чайки были покрыты мелкой испариной. Вокруг роились огромные мухи-трупоеды, но у нее не хватало ни сил, ни рук, чтобы их отогнать.
– Да когда ж это кончится…
– Ты хорошо держалась, пичужка. Но сюда тебе приезжать не стоило.
– Это я сама решу, – вскинулась она, но тут же опомнилась. – Мне нужно к ангару. Заодно и проветрюсь.
Борислав сложил на груди руки, всем своим видом выражая недоверие:
– К тому самому, который с минуты на минуту подожгут? Я правильно тебя понял? Хочешь затушить пожар юбками?
Чайка только зубами скрипнула и отлепилась от стены.
– Какой недоумок будет поджигать ангар днем? Пожар нужен не только для того, чтобы разрушить твое дело, но и чтобы напугать до усрачки твоих людей.
Она, покачиваясь, побрела к паромобилю. Даже несмотря на теплый день, после приступа тошноты ее бил озноб.
– Ночью все расслаблены, беззащитны. А днем ничего не страшно, даже огонь.
