– А ты знаешь толк в поджогах, – поддразнил ее Борислав, легко подхватив на руки.
Девушка приложила холодное серебро фляги к шее, чтобы утихомирить бешено бьющийся пульс. Когда все закончится, она не желает больше чуять запахи мяты и лимона.
– Один мой друг знает… А я так, рядом стояла.
Грозы прошли одна за другой, и теперь небо было чистым и пугающе высоким. Впереди их ждало несколько ясных зимних дней, какие в Кантабрии могли бы считаться весенними. За это время ангары успеют как следует просохнуть и загорятся как миленькие.
– У нас примерно сутки. Поджечь попытаются следующей ночью, если дождя не будет.
Борислав согласно кивнул. До темно-зеленого паромобиля оставалось совсем немного. Она склонила ему голову на плечо и притихла, успокоенная ритмом его шагов.
***
До ангара они добрались после полудня. Чайку совсем сморило бы, если бы не откидной верх машины. Воздух, хоть и теплый, овевал ей лицо, и всю дорогу она жадно, по-звериному, хватала его ртом.
– Как только запахнет жареным, ты садишься в мобиль и уезжаешь. Водитель получит все нужные указания, – втолковывал ей Милошевич, уже, кажется, в сотый раз подряд. – Сядешь на мой корабль в Сан-Мора, и он увезет тебя к северному порту, в Павао. Там у меня есть еще один дом. Я предупрежу кого нужно, но в целом об этом убежище не знает никто. В случае моей смерти ты получишь приличное содержание, его хватит на долгие годы. Ты слушаешь?
– Слушаю, слушаю, – поморщилась Жизель.
План Борислава был толковым, но ей была противна сама мысль о его воплощении.
Они миновали кордон с многочисленной охраной и черно-белый шлагбаум. Ангар подавлял размерами, но девушка знала: то, что скрывается в его нутре, ошеломляет гораздо больше.
– Этель, Этель… Понравилось бы ей, что они превратили ее в дирижабль? – ворчала Чайка на ходу. – Да она бы отходила их половником и была бы права!
– Брось, это милое имя для нашей малышки.
Под малышкой он, разумеется, подразумевал махину, над которой не первый месяц трудились механики и инженеры.
Охрана перед дверцей, прорезанной в колоссальных воротах, отдала честь, и они шагнули внутрь.
– Значит, так, – буркнула Жизель. – Я приведу аргументы, а ты надавишь авторитетом. Припугнешь, если надо.
– Зови, если понадобится помощь.
Борислав оставил ее на нижнем ярусе, а сам скользнул вверх по стальной винтовой лестнице. Наверняка хотел разом вывезти чертежи и гроссбухи, что хранились в кабине на втором этаже.
Девушка осмотрелась. Она бывала в ангарах ранее, но теперь Чайка смотрела на здание глазами злоумышленника. Здесь не было душно, потому что под потолком вертели лопастями турбины вентиляции. Механики часто сваривали металл, и тогда искры летели во все стороны, а потому пол был устелен листами железа. Горючий газ, призванный заполнить огромный летучий мешок, как бы там его ни называли мастера, еще не доставили, а потому самым уязвимым оставались сама «Этель» и люди, собиравшие ее.
Рабочий день был в разгаре, и бригада механиков, поддерживаемых скалолазными веревками, ползала по лесам вокруг боков махины.
Чайке неприятно было смотреть вверх – от этого у нее кружилась голова, – поэтому она несколько раз подпрыгнула, размахивая руками, в надежде, что ее заметят и узнают.
Это сработало.
Мужчины по цепочке передали сигнал, и две веревки плавно спустились к земле. Двое механиков приблизились к ней шаткой моряцкой походкой, на ходу отирая закопченные по контуру защитных очков лица.
– Ну здравствуй…те, – буркнул Рехт.
– Этикеты будешь в другом месте разводить. – Чайка топнула ногой. – Совсем совесть потеряли?
– А чего это мы? Мы как обычно, – загудел Линкс. Со временем его мальчишеский голос загрубел и стал более зычным, чем у бойкого Рехта.
– С чего вы решили превратиться в жареное мясо на палочке? Вам ведь сказали, что здесь готовится?
– Сказали.
– И? Просто объясните, может, я чего не понимаю?
Они держались перед ней очень скованно. Чайка заметила это сразу же, как Борислав по ее наводке отыскал их на кузне в какой-то затерянной деревеньке за Огненным Плато. Будто она распоряжалась их жизнями из прихоти, а не из желания помочь им воплотить давнюю мечту.
Братья молчали. Чем больше Чайка на них смотрела, тем больше ей хотелось закурить.
– Собирайте свои манатки и выезжайте. Немедленно. Как тут все утихнет – вернетесь. А не утихнет – потушим останки этого небесного корыта, и вы построите новое, еще страшнее.
– Новых гениев найти будет гораздо сложнее, чем материалы. Собирайтесь, это приказ. – Борислав подошел неслышно, но парни заметно взбодрились от его присутствия. Жизель стало неприятно, что она превратилась в пугало для бывших друзей.
Народ в ангаре зашевелился, собирая оборудование.
Чайка продолжила осматриваться, чтобы потом сообщить о наблюдениях охране. Может, это было лишним. Может, она слишком многое на себя брала. Ее, подстилку Дона, могли не воспринимать всерьез. Кто она? Так, комнатная собачка, которую легко отпихнуть ногой. От этих мыслей защипало в глазах. Со дна души поднялись еще более горькие размышления.
Дурная, дурная девка. Решила, что может судить людей, не разобравшись. Как стыдно ей было, когда она узнала, что Вендель был братом Луковки. Братом, которого та надеялась найти в чужой стране! А она-то решила, что подруга – доступная и падкая на бандитов идиотка, предавшая Олле.
Как плакала Чайка – от боли и счастья, – когда узнала, кого, истощенного и изувеченного, притащили бандиты Фиеры из логова Крыс! Наверняка это для Нильса покупала Луиза бинты и лекарства. На бедного головореза было страшно смотреть, когда Чайка заметила его из окна экипажа. Даже то, что Дюпон оказался жив, не подарило ей такого облегчения.
И что же? Пусть почти все они целы и почти невредимы, ей не подойти, не подобраться, не стереть ту границу, которую она сама провела. Ее театральная труппа отбросов была за стеклом витрины, а она, как вечно брошенный ребенок, оставалась на улице.
– Ну чего ты опять?
– Ничего. – Она бросила сердитый взгляд на Борислава. – Перенервничала.
– Отвезти тебя в усадьбу? Ты и так много сделала за сегодня.
– Издеваешься… Нет, остановимся в деревне.
Взяв Жизель под руку, Милошевич неспешно и бережно повел ее к мобилю. Водитель забрался на переднее сиденье, надвинул очки на глаза и дернул рычаг, чтобы разогреть мотор.
Их швырнуло назад. Земля покачнулась бесшумно и встретила их каменной грудью. Чайка оглохла. Только комариный писк звенел где-то в глубине черепа, мешая подняться хотя бы на колени. Она почти ослепла и незряче хваталась то за живот, то за обмякшего Борислава, который принял удар о доски на себя.
