– В нашей стране бытует прямо противоположное мнение. – Герцог не выказал ни капли изумления поведением почтенного Дракона. Холодный дневной свет играл на его седых волосах и серебряных висках. – Кантабрийские люди искусства убеждены, что оно рождается в страдании или ярости – и только тогда способно тронуть человеческие сердца.
Они с Юстасом расположились на низких скамьях, выложенных подушками, Пхе Кён присела на циновку за их спинами: лицо опущено, ресницы касаются бледных щек. Андерсен, памятуя уроки патрона, принял позу, зеркальную хозяину покоев – согнул ногу в колене, подняв его к локтю, – и настроился на его дыхание, хриплое от дыма веселящей травы. Сам герцог так почти никогда не поступал, но утверждал, что это вынуждает собеседника довериться и расслабиться. Хотя в большем расслаблении Дракон явно не нуждался.
– Должно быть, именно ради страданий ваши писатели и певцы оперы волной хлынули в феоды год назад? – хохотнул Рен Ву, запрокинув голову.
– О нет. Мне придется не согласиться с вами, Рен-мо. Они бежали от страданий, которые сулили реформы, самовольно принятые предыдущим премьер-министром, пока мой сын был особенно болен. Он запретил почти все представления, лишил королевских художников довольствия…
– Болен был ваш премьер-министр. – Рен Ву вытряхнул сизый пепел в серебряное блюдо, прямо поверх закусок. – Мы в Оолонге высоко ценим культуру во всех ее проявлениях, и я лишь перст императора. Нам важна красота каждой детали, будь то роспись чашки, опера или то, как служанка умеет слагать пятистишия. Кстати, я вижу, вас одарили прекрасным экземпляром. Мне даже кажется, я помню ее. – Он цепко сощурился, заглядывая за спины герцога и Юстаса. – Как поклонник прекрасного, я бы ни за что не забыл такую вещицу.
Андерсен не сразу понял, что он имел в виду Пхе Кён, тихо шелестевшую по-кантабрийски. Назвал ее вещицей. Диковинкой, как вазу, перекупленную одним коллекционером у другого. И, что самое страшное, он мог помнить, кто был первой ее хозяйкой.
– Дорогая, подними личико, – промурлыкал Дракон. – Тебе нечего бояться. Ты ведь была рождена в год Змеи? – Сам точно змея, распускающая кольца, он начал шатко подниматься со своего места. Юстас не оборачивался, но чуял, как замерла, сжавшись, переводчица. – В северной провинции, где сплошные болота? Тебя продали родители-рыбаки, потому что не хотели кормить лишний рот. Ну же, подойди. Тебе нечего бояться…
Юстас хотел было проблеять что-то банальное, например, что их помощница болезненно застенчива и не стоит ее смущать, но герцог вовремя перехватил инициативу:
– Мы с Андерсеном-мо бесконечно ценим высокую культуру вашей страны и понимаем, какой вклад внесли в это лично вы. – Он приложил сухую ладонь к сливочному атласу жилета. Рен Ву будто сдулся и упал обратно на подушки, скучливо кося глазом. – И как представители государства, в котором эта часть жизни понесла большой урон, хотели попросить советов. Наша страна не менее древняя, чем Оолонг, и мы не хотим терять то, что наши предки создавали веками. Живопись, музыку, театр. Но все это чуть не погибло… В грубых руках деревенщины.
Дракон Ву выглядел рассеянным. Он фыркнул и позвонил в колокольчик, призывая служанку. Один раз, другой. Третий. Звон был пронзительным и быстро ему надоел. Никто не отозвался. Дверь, ведущая из покоев, почему-то даже не отливала светом через щель.
Пробормотав несколько тихих, но очень витиеватых ругательств, Рен Ву сам потянулся за малахитовой трубкой и принялся набивать ее новой порцией былинок из шелкового кисета.
– Единственный минус моего курения, – заметил он между делом. – Оно веселит только поначалу. А после нужно для того, чтобы поддерживать разум в обычном тонусе. А что касается Кантабрии, Спегельраф-мо, вся проблема в том, что не стоит допускать людей низкого сословия к власти. Ни под каким предлогом. Наши ученые даже полагают, что простолюдины произошли от животных без божественного вмешательства.
– До чего же любопытная теория, – процедил Юстас.
Не то чтобы его трогали вопросы происхождения человечества или проблемы равенства, как он пытался показать раньше, во времена Комитета, но его семья получила пожалованное дворянство лишь трудами его отца в Канцелярии – до тех пор Андерсены были никем. А значит, эта напыщенная ящерица в пестрой чешуе и с мутными от дурмана глазами считает его недочеловеком? И Пхе Кён тоже? Да будь она из трижды нищей семьи, перебивающейся тощей рыбой среди болот, женщины умней и утонченней он не видел.
– О, я любитель разного рода теорий. – Рен Ву закусил мундштук трубки так, что зубы клацнули о фарфор. – Но мне кажется…
Договорить он не успел.
С потолка темной птицей пикировал силуэт. Гораздо позже Юстас сообразил, что некто прятался там среди потолочных балок, уцепившись ногами за выступы, точно летучая мышь.
Он был одет сплошь в черное, даже лицо его прикрывала черная ткань, оставляя открытой лишь полоску кожи вокруг глаз. Незнакомец был на удивление низкого роста, будто ребенок или карлик.
Рен Ву завизжал, сходу взяв диапазон кастрата. Юстас не сразу понял причину его ужаса, лишь когда человек в черном неуловимым движением отправил в полет несколько крохотных лезвий, срубивших верхушки четырех свечей, и одним махом опрокинул жаровню, угли которой покатились по навощенному полу. Пхе Кён вскрикнула и быстро поползла к дальней стене, путаясь в платье. Герцог тоже оказался проворным и метнулся в другую сторону. И лишь Юстас застыл там же, где и был, пригвожденный не страхом, но изумлением.
В руках у незнакомца так же незаметно и зловеще быстро очутилась длинная цепь с шаром на одном ее конце. Рен Ву, испустив еще один вопль, бросился к дверям и принялся рвать на себя бронзовые ручки, но те не поддавались. Двери были заперты снаружи. Черный человек не бежал за ним, но приближался мягко, медленно, как хищник, маятником раскачивая цепь. Так гадюка покачивает головой перед броском.
Он не был похож на воина, но двигался как боец. Как убийца. Юстас никогда не видел ничего подобного.
Наконец он начал раскручивать цепь. Теперь Юстас видел, каким тяжелым был шипованный стальной шар на конце. Снаряд несся, как метеор, со стоном рассекая воздух над головой незнакомца, а сам он не отрывал взгляда от мечущегося по комнате Дракона.
Рен Ву кидался то в одну, то в другую сторону, не прекращая по-бабьи голосить и звать охрану. Вот только откликаться было уже некому. Пестрые лоскуты одежды, все эти щегольские шелковые шарфы развевались за ним, следуя каждому движению хозяина и делая его похожим на карнавальное чучело.
Шар пушечным ядром просвистел в сторону сановника и шипами размолол часть колонны, за которой тот прятался. Посыпались известка и осколки красной эмали.
Юстаса вывел из ступора тонкий испуганный голос Пхе Кён, и он, пригнувшись, побежал на звук, ежесекундно оборачиваясь.
Убийца уже вернул цепь в прежнее положение и вновь прицелился в министра Изящных Наслаждений.
Одним броском Юстас очутился за перевернутой на манер баррикады скамьей, больно приложившись о ее край ребрами. Пхе Кён подтащила его к себе и горячо зашептала прямо в лицо:
