Стоило бы сказать последние слова.
– Прощай, Доротея, – охрипшим голосом начала Луиза. – Ты была доброй и легкой душой. Словом, такой, какой мне не суждено стать. Спасибо тебе за все. – Больше в голову ничего не приходило, и она умолкла.
Девушка прислушалась к себе и поняла, что слез нет. Она постояла у свежего холмика еще одну тихую минуту, вдыхая едва уловимые запахи ручья и сонной влажной почвы, затем отряхнула ладони от налипшей земли и с трудом поднялась в седло.
***
Когда холодный горный ветер принялся хлестать Луизу по лицу и шее, заставляя кусать воздух, она впервые пожалела о том, что потеряла шляпу. Ее можно было надвинуть на лоб и защититься. Чем ближе была Луиза к Косой скале, тем сильнее становились порывы. Полы расшитой куртки остервенело рвались в стороны, будто хотели сбежать.
Чтобы добраться до пещеры, следовало подняться по тропе, слишком узкой для двух всадников. Поэтому телеги никогда не заезжали далее подножья. Девушка не увидела на податливой, не каменистой дороге следов колес, лишь полумесяцы подков вились запутанной кольчугой. Неудивительно – банде так и не удалось заполучить то проклятое серебро.
Серая то и дело оступалась. Горная тропа пугала кобылу, и она задирала голову, закусывала удила, припадала на задние ноги. Луиза шепотом уговаривала ее быть смирной, но лошадь, непривычная к ее голосу, не желала слушаться. Тогда Лу сдалась. Она оставила непокорную кобылу на привязи, освободила ее от поклажи и побрела вверх сама.
Через несколько минут подъема к ней навстречу вышел Фабиан с ружьем на плече. Судя по всему, его поставили на стражу.
– Жива все-таки, – криво улыбнулся он и почесал то ли заросший, то ли грязный подбородок.
– Как видишь, – с этими словами Луиза протянула ему мешок с пулями и мукой, который теперь казался набитым камнями. Руки тряслись от напряжения.
– Что это? – Маркиз, изогнув бровь, легко тряхнул им.
– Ваш чертов хлеб!
Выместив часть раздражения на Фабиане, девушка запахнулась в куртку поплотнее и нога за ногу поплелась в убежище. Жерло пещеры бросало на ближайшие камни оранжевые блики, а значит, скоро удастся отогреться у огня. Луиза мечтала попросту заползти внутрь, упасть на голые камни и уснуть на несколько суток. Не видеть, не слышать, не разговаривать.
Ранее ей не доводилось видеть пещер, кроме этой, и она казалась Луизе огромной. Потолок уходил ввысь на три человеческих роста в самой просторной части, и с него свисали заостренные зубцы каменных наростов. В дальнем углу соорудили конюшню, и все пространство заполнял острый запах навоза. Он вырывался наружу вместе с пряным дымом костра и потоками согретого людьми и животными воздуха. Уны среди лошадей не было. Сбежала. Еще дальше в глубине скалы червоточиной зиял узкий проход вглубь, но мужчины туда не совались: горные недра могут быть коварными, впустить – впустят, а наружу не выберешься.
Бандиты сидели вокруг костерка и переговаривались. Их подсвеченные пламенем черты напоминали деревянные маски грубой работы. Едва Луиза шагнула на свет, все лица обратились к ней, и на несколько мгновений повисло молчание. Они смотрели друг на друга, и девушка едва узнавала тех, с кем несколько месяцев провела бок о бок.
– Я же говорил, – возвестил Дюпон из-за спины Луизы. – Они непотопляемые ублюдки.
– Луковка, мать твою! – Нильс вскочил на ноги и в один прыжок оказался около нее.
Других слов головорез не нашел, только стиснул девушку за плечи и откинул голову назад, будто собираясь сломать ей нос.
Остальные тут же встали со своих мест и окружили ее, совершенно измученную и оторопевшую.
– Ты, дочь козы и барана! Куда тебя понесло? – раздавались со всех сторон одобрительные вопли. – Иди сюда! Вот уж не думал, что девки так могут! В другой раз поставлю на тебя золотой!
Ее вертели из стороны в сторону, похлопывая по рукам, спине, отвешивая шутливые оплеухи. Большинства бандитов не хватало. Здесь были только семеро раненых – то тут, то там мелькали замызганные повязки. А Луиза все крутила головой, высматривая лишь одно лицо.
– Где он? Где?.. – пыталась девушка перекрыть их гомон, но ее голос был слишком слаб.
Когда все от души поприветствовали ее и выпустили из кольца, ноги Луизы подкосились. Она осела на пол пещеры, опираясь на дрожащие руки.
Тогда ее подхватили под мышки и подтащили поближе к костру. Всучили полупустой бурдюк с питьем и печеную луковицу. Кто-то бросил Луизе на колени несколько полосок сушеного мяса. Но главного ей так и не дали – ответа на вопрос.
– Что с моим братом?
– Жив он, – морщась, рядом опустился Херонимо. – Скоро вернется, только сделает одно дело.
– Какое?
– Да так, долг отдаст и вернется.
– Какой еще долг? – занервничала она.
Тут к ним подсел Алонсо и еще раз хлопнул ее тяжелой рукой по хребту, отчего Луиза только сдавленно охнула – напомнили о себе черные синяки, полученные при падении. Другая рука мужчины висела на перевязи.
– Расскажи нам, что с тобой случилось.
Девушка подняла голову и увидела, что все снова выжидающе смотрят на нее. И ей стало не по себе, как и всегда, когда она оказывалась в центре внимания.
Луиза сжалась, спряталась, опустив взгляд на сцепленные руки. И тихо начала свой рассказ.
Никто ни разу не перебил ее, не задал ни единого вопроса. Слова истории отражались прозрачным эхом от влажных стен пещеры. Кони прядали ушами, прислушиваясь. История лилась сама, стекала сквозь пальцы, просачивалась сквозь камни и покидала Луизу. Она надеялась, что навсегда. Когда Лу дошла в своем рассказе до того, как уводила Пилар с площади, Алонсо поднес руку ко рту и закусил синие от татуировок костяшки. Девушка знала, что когда-то давно они были близки.
От Луизы не укрылось, что казнь не была тут новостью – никто не изменился в лице, не ударил кулаком по колену и не поклялся отомстить подлецу Мартинесу. Чем дальше, тем больше она убеждалась: от нее что-то скрывают, но до поры решила не заострять на этом внимание. Хотя внутри заскребся беспокойный зверек – ей опять не доверяют? После всего, через что она прошла? И где пропадают, во главе с Венделем, больше дюжины ожесточенных и вооруженных мужчин?
Херонимо рассмеялся и назвал ее «башковитой бестией», когда она объяснила, как вынесла боезапасы из Фиеры. Другие поддержали его нестройным смехом и стуком оловянных стаканов. Луизе было дико их веселье: не в этот день, не в этот час.
О том, как она попрощалась с Доротеей в гранатовой роще, девушка рассказывать не стала – это было только для нее. И для брата, когда тот соизволит выслушать.
– Так я добралась до убежища. Погони за мной не было, так что гостей можно пока не ждать. Но алькальд может что-то вынюхать, – закончила она рассказ. – Отсюда лучше уходить.
Луиза оторвала зубами лоскут вяленого мяса и запила водой, пока люди брата обдумывали ее слова.
