– Но вода… Неужели чая недостаточно? Я исправно пил его по вечерам.
– И даже не морщился. Почти, – нервно хихикнула девушка, но тут же нахмурилась, как от головной боли. – Сегодня все решится. Она не хотела, чтобы вы хоть слово сказали против нее, чтобы зародили хоть маковое зерно сомнения. И герцог должен умереть.
– Нет.
– Боюсь, что да.
– Я не могу этого допустить. Он мой патрон, он мне почти отец. – Юстас и сам не понимал, верит ли в собственные слова.
Он служил герцогу последние семь лет, оборвав связи с родной семьей, насколько это было возможно. Фердинанд Спегельраф был сухим, ожесточенным человеком с ледяными разумом и сердцем – и втянул его в чудовищные события.
Был?..
– Слишком поздно, Юстас.
– Что произойдет сегодня?
Ее губы дрогнули в саркастической усмешке:
– Цветенье опадет, чтоб место дать плодам, и птицы семя унесут в чужую землю.
– Когда ты получила ее письмо?
– Неважно. – Пхе Кён вновь взяла его за руки, нежно сжав. – Мы убежим.
День медленно гас за окнами. Когда небеса почернеют, их ткань разорвут огненные цветы фейерверков. Вечерний праздник все решит.
– Как мы это сделаем?
– Пока ты не должен знать. Просто доверься мне и делай, как я скажу.
Юстасу отчего-то вспомнился Дюпон с его вечными галльскими присказками на каждый случай. Сейчас бы он сказал… как же это? Когда одна ситуация неуловимо похожа на предшествовавшую и возникает чувство, что ходишь по кругу. Выражение так и не вспомнилось, но осадок остался.
– Хорошо, я сделаю, как ты скажешь.
– Спасибо. – Пхе Кён запечатлела легкий поцелуй на его пальцах. – Постарайся, чтобы при тебе было все необходимое, но не больше, чем можно пронести на прием незаметно.
– А теперь я хочу побыть один. Мне нужно собраться… Вещи, силы, мысли.
Не говоря ни слова, девушка кивнула и покинула комнату. Юстас поднес к губам костяшки пальцев, на которых еще звенел ее поцелуй, и с силой прижал.
Тот, кто говорил, что все уроженки Оолонга схожи между собой, был вовсе не таким дураком, как он полагал ранее. И Юэлян, и Пхе Кён не стремились посвящать окружающих в свои планы, требовали, чтобы за ними следовали слепо, повинуясь силе веры, страха или любви. Но Юэлян он ненавидел и боялся, а Пхе Кён… Ее поступки говорили за нее. Неизвестно, что было бы с ним, если бы не тот чай.
Жестокий мир, жестокая земля. И пустые, беспомощные руки.
Герцог должен умереть.
Это не имело никакого смысла. Если они собираются бежать, неважно, умрет ли герцог прямо во время приема, уронив голову на блюдо. Все люди смертны, и каждый однажды отправится в Хельхейм. Но нет нужды герцогу умирать такой грязной и подлой смертью.
Юстас взял графин с подноса и вгляделся в воду. На дне еще колыхался мутный осадок. Он размешал его длинной ложкой, отряхнул с нее капли о горлышко.
Герцог не должен умирать. Сегодня.
***
Барабанный бой грозил размозжить ему череп. Сиянье огней, фонарей в виде гигантских бумажных цветов сбивало с толку. Мельтешение, сполохи, гром. Живое биение крови в венах.
В нагрудном кармане – паспорт на имя Магнуса Берча. На шее – замшевый мешочек с последней дозой противоядия, что в последний миг передала ему Пхе Кён. Не помешал бы револьвер, но Юстас не знал, будет ли когда-нибудь способен использовать его вновь. Деньги, кантабрийские и малоземельные, хранились у герцога. Нищий, пустой, легкий.
На юг. В Александрию, в Борджию. На острова, хоть к троллю на рога.
Прочь.
Банкет проходил как обычно. Он улыбнулся служанке, подававшей ему пищу. Как прекрасно выглядело желе с застывшими в нем яблоневыми соцветиями, как изысканно. Та же девушка подавала блюда и герцогу, но он не прикасался к еде, лишь делал вид, как и было уговорено. Пхе Кён бросала на Юстаса умоляющие взгляды. Он ответил ей одними губами, ее же словами: слишком поздно.
После десертов выступали танцоры, копейщики, глотатели огня. Здесь любили огонь. Пламя, искры, угли. Пестрые, бесхребетные, слабые наследники царства драконов.
Гонг пробил, и императорская чета поднялась со своих мест. Они проследовали на балкон, выходящий на огромную площадь перед Яблоневым Дворцом. Празднество продолжалось снаружи, и через несколько минут должны были начаться фейерверки.
Герцог схватился за сердце. Мял на груди рубашку, ногти скользили по атласу галстука и пуговицам. Кто бы мог подумать, что старый судья утаивал такие лицедейские таланты от зрителей. Хотя большая часть яда все еще была в его крови.
– Врача! – не слишком громко, но все же достаточно слышимо воскликнул Юстас. – Нужен врач!
Врача, разумеется, среди знати не оказалось. Двое из проходящих мимо в толпе, что стремилась занять свои места на балконе уровнем ниже императорского, учтиво посоветовали обратиться к доктору, который находился теперь в своих покоях.
– Я провожу вас, – тут же вызвалась Пхе Кён. – Я знаю, где найти врача.
Юстас легко подхватил руку герцога, закинув себе на шею.
Никто не стал их задерживать, лишь на несколько секунд ему показалось, что уж слишком внимательно смотрит на них Ли Мин Тен, старший сын императора, которому тоже было не место рядом с отцом и его супругой.
Но осторожность не бывает лишней, а потому Юстас довольно громко произнес по-олонски:
– Боюсь, мне тоже понадобится доктор… – И неуверенно изобразил некие муки.
– Тогда скорей, по этой лестнице, – тут же подхватила Пхе Кён и повела их за собой.
Едва роскошный зал скрылся из виду, девушка чуть замедлила шаг, высчитывая стеновые панели.
– Сюда, – наконец решилась она и отодвинула одну из них, совершенно неприметную на первый взгляд, в сторону.
За стеной, вопреки ожиданиям, был не мрак, но вполне обжитое пространство: светлый коридор с газовыми рожками, чистые доски пола, высокий потолок без признаков паутины.
Герцог продолжал безвольно висеть на Юстасе, хотя в спектакле больше не было необходимости.
– Герр Спегельраф, вам плохо?
Тот не ответил, лишь вяло мотнул головой.
– Пхе Кён, я не понимаю…
Девушка продолжала шагать по коридору, по-прежнему отсчитывая повороты и балки.
– Здесь нечего и понимать, – бросила она через плечо. – Ты ослушался меня и сделал только хуже. Дал своему патрону сильный антидот, к которому организм был не готов, тем самым запустил… мне сложно объяснить. Но если кратко, то без лечения настоем противоядие сработало как яд.
Юстас бессильно выругался. Не его игра, чужое поле боя, на котором правила меняются каждую секунду. Выиграть невозможно.
