– Мы что-то можем сделать? – Он подтянул герцога повыше и поволок с чуть большим усилием.
– Не сейчас. – В голосе Пхе Кён, чуть приглушенном стенами коридора, впервые послышалось сожаление. – Еще немного – и запустят фейерверки. Если выберемся живыми, я попытаюсь его спасти.
Еще пару минут они брели по лабиринту дворцовых застенков в молчании, пока Пхе Кён не вывела их к дверце подъемника.
– Мы выйдем через комнаты слуг и вниз мимо котельной, а оттуда спустимся к реке, где ждет лодка. Все на площади, не каждый день бывает такой праздник.
Она дернула на себя деревянную ручку, и где-то в недрах стен заскрипел, заворочался механизм. С тихим звонком кабина остановилась на их уровне, и Пхе Кён отодвинула решетку в сторону. Юстасу удалось привалить ослабевшего герцога к стене внутри кабины, чтобы хоть немного передохнуть. Еще один поворот ручки, и деревянный короб пополз вниз по шахте.
– Скажи мне, Кён, скажи наконец, что она задумала…
Кисэн не смотрела ему в глаза.
– Теперь уже нет смысла скрывать. Но дай мне еще немного времени.
– Нет, сейчас! – разозлился Юстас. – Сию минуту! Я не могу больше блуждать в тумане. Я хочу знать, что задумала эта гадина…
Он так и не смог разгадать ответный взгляд на этот его выпад, но тут же забыл о нем, потому что Пхе Кён заговорила:
– После заманчивого предложения со стороны Кантабрии Драконы сцепились друг с другом, хотя ранее и помыслить не могли о том, чтобы занять трон. Ждать смерти императора им стало невмоготу. Госпожа все сделала для того, чтобы, когда он погибнет, под подозрение попал каждый. А вы – шпионы, развалившие ее двор по указанию вашей королевы. Под пытками или без них, но это подтвердит каждый. И тогда она провозгласит себя правительницей, казнит несогласных и объявит Кантабрии войну.
– И ты молчала…
– Да. Молчала и делала, что считала нужным, – процедила девушка. – Как и ты сам.
Спорить с этим было невозможно.
– А какая судьба была уготована тебе, Кён?
– С того момента, как я выбрала тебя… Я избрала и твою судьбу.
И она с этим смирилась. С будущей смертью или жизнью в бегах. Ради него. Предателя, труса, лжеца, убийцы.
Кабина подъемника остановилась, угрожающе заскрежетав.
– Сюда. Вот спальни слуг, теперь налево, – командовала кисэн. Было видно, что бегство она планировала с умом. – Отсюда видно дверь котельной, мимо нее крутая лестница и спуск к реке.
Герцог между тем будто становился все тяжелей, все реже переставлял ноги. Юстас взмок, и холодный ночной ветер тут же прохватил его, едва они ступили на стальные ступени служебной лестницы.
В небе начали расцветать гигантские пламенные астры, одна за другой. И выше, и выше. Алые, золотые, зеленые, синие.
Беглецы ускорили шаг, насколько это было возможно, но Юстас то и дело оглядывался на фейерверки. Они стрелами взмывали вверх и разрывались на сияющие осколки, и даже здесь было слышно, как благоговейно вздыхает толпа у подножия дворца.
Андерсен уже мог видеть лодку, о которой говорила переводчица. В ней не было гребца, за весла придется сесть самому.
А фейерверк и не думал прекращаться. Небо горело тысячей гаснущих искр.
Юстас из последних сил втащил обмякшее тело герцога в лодку и уложил его в углубление между скамеек. Девушка приподняла и повернула набок его голову.
– Так он не захлебнется рвотой, – пояснила она.
– Я люблю тебя, Пхе Кён.
Она резко вскинула голову и встретилась взглядом с Юстасом:
– Вот как?
– Да, именно.
Она хотела что-то ответить, даже наметилась в уголках рта застенчивая улыбка, как вдруг раздался грохот, сотрясший все сущее.
Звук отличался от шума фейерверков. Это был звук крушения, разрушения.
– Смотри! – вскрикнула Пхе Кён и указала пальцем за спину Юстаса.
Он обернулся и увидел, как полыхает в вышине императорский балкон, как со стоном рушатся вниз его балки. В общей какофонии он различил людские вопли, полные боли и ужаса.
– Нам пора, – решился Юстас.
Пхе Кён кивнула и забралась в лодку.
Они взяли каждый по веслу, и великая река Воа Ланг благосклонно расстелила перед ними свои быстрые волны.
#19. Гибель богов
Был вечер. Они с Анхен и шестью охранниками возвращались от Гауса. Тот что-то мямлил о заминках, связанных с опиумом. Дескать, его олонский поставщик лишился высокого покровительства из-за смерти крупного сановника. Умолял об отсрочке.
Миннезингеру не пришлось его бить. Для этого у него теперь были чужие руки, вот только свои от этого чище не становились. Пришлось пригрозить Гаусу, взять с него больше денег, дать новый, пугающе короткий срок, в течение которого тот обязан раздобыть товар. Порядок был одинаков со всеми подданными Теодора.
Так что в Угол Олле возвращался в препоганом расположении духа. Теперь, когда цели расплатиться с Крысиным Королем не стояло, он мог предпринять попытку к бегству в любой день. И не решался. Одно дело оставалось незавершенным, и для этого дела ему нужна была помощь Хелены Стерн. Они договаривались, причем совсем недавно, что она обнародует все найденные против Гауса доказательства в конце весны, к Бельтайну. Но, похоже, ему придется ее поторопить. И защитить, если понадобится.
Едва один из громил предупредительно открыл ему дверь, ведущую в подвал старого здания, на Олле обрушилась волна.
Множество рук и безобразных раззявленных ртов разом потянулись к нему, заставив отшатнуться. Охрана мигом окружила их с Анхен, сдерживая внезапный натиск Крыс.
Сквозь шум возгласов, скрип стульев и скрежет битого стекла под подошвами он расслышал: «Сдох! Да здравствует!»
Миннезингера пригвоздило к ступеням. Его теснили широкие спины собственных громил, острое плечо Анхен впивалось куда-то под ключицу, сама она страшно сквернословила и рвала из-за ремня «простофилю». Наконец ей это удалось.
Когда грохот выстрела смолк и с потолка белой пылью осыпалась штукатурка, девушка завизжала что было мочи:
– А ну заткнулись, мать вашу! Шаг назад! Кто будет ближе всех – получит пулю между зенок!
Знали они или нет, что в пугаче Анхен была только одна пуля, но толпа повиновалась и отхлынула. Олле насторожило другое – никто не наставил на них оружие в ответ. Он перескакивал взглядом с одного лица на другое, пытаясь получить объяснение. Вот Йон, карманник, задрал руки к потолку, как перед констеблем, и радостно скалится. Тучный бармен отвел глаза, будто к ним нагрянул чужак. Шайка, которая ранее помышляла убрать Олле с дороги, тоже не выказывала агрессии, а ее предводитель, Ормунд, обладатель плешивой головы и вечно гноящихся глаз, даже приподнял линялый котелок.
