– Может ли хоть кто-то в благородном сем собрании взять слово и сказать, о чем шумим? – Олле раздвинул плотный ряд своих дуболомов, чтобы лучше видеть происходящее. – Как будто под моим обличьем сюда явился Йольский дед.
Шутка была так себе, в ответ ему раздался гогот и писклявое подобострастное хихиканье.
– Да здравствует Крысиный Король, Худший из Худших! – раздался чей-то пьяный голос. – Вот теперь-то заживем!
– Хоть у кого-то хватило смелости пришить эту дряхлую тварь…
– Лизал жопы легавым…
– Жил как падаль, так и подох!
– По одному, господа! – рявкнул Миннезингер, голова которого начала пухнуть в попытках разобрать разноголосый гомон. Казалось, запульсировала пустая глазница. – Пусть скажет Ван!
Но Ван, веснушчатый шестипалый увалень, не успел ничего сказать, только стащил с головы кепку и разинул рот, как со стороны лестницы, ведущей на верхние уровни Угла, раздался голос:
– Олле Миннезингер!
Он повернулся на звук и увидел одного из охранников Теодора. Тот неприязненно щерился, и вся его громоздкая фигура источала угрозу.
– Тебе лучше последовать за мной. Сейчас же. Можешь взять с собой охрану, если боишься.
Враждебность Клауса, так, кажется, его звали, отчего-то успокоила Олле. Хоть что-то привычное в этом доме умалишенных.
Не побоявшись выглядеть трусом, он кивнул двоим своим людям и двинулся к лестнице. Крысы расступались перед ним. Анхен, как и следовало ожидать, увязалась следом.
Когда они очутились в глухом и длинном, будто кишка, коридоре второго этажа, их провожатый остановился и заговорил:
– Ты сделал это?
– Нет, – на всякий случай ответил Олле.
Его уже настигали догадки о произошедшем, хоть он и не имел представления об обстоятельствах.
– Либо ты хороший лжец, либо… – Клаус помолчал, разминая костяшки пальцев. – Я ходил в школу при ратуше лет пятнадцать назад. Недолго, пока отчим не помер. Когда узнал, что какой-то щегол подорвал это поганое место, хохотал так, что чуть пивом не захлебнулся. Ты славно позабавил всех. Но шутки кончились, поэтому я спрашиваю еще раз: ты убил Теодора?
Анхен сипло и рвано втянула в себя воздух.
Олле выдержал паузу, позволяя Клаусу как следует вглядеться в его лицо:
– Ты прав, я превосходный лжец. Но так уж вышло, что к беззащитным старикам питаю особенную жалость и убивать их считаю последним делом.
– Но кто лжецу поверит…
– Сам будет дураком, – закончил Олле строчку народной песни. Он исполнял ее совсем недавно, и все ему подпевали. – Ты позвал меня, чтобы расспросить? Скажи, когда его убили, и я скажу, где был. У меня есть свидетели на каждый час жизни. – Он невесело усмехнулся.
– Я позвал тебя, чтобы показать, что с ним стало. И заглянуть в твой хитрый глаз при этом.
Миннезингер пожал плечами, и они вновь двинулись вперед. Комната счетоводов пустовала, смердели пепельницы и прокисшая еда в забытых плошках. Зато третий этаж, где квартировала личная гвардия его величества, гудел, как растревоженный улей. Присмотревшись, Олле подумал: все эти бойцы и прикормленные приближенные будто готовились к осаде – баррикада из комодов и плательных шкафов громоздилась у самых перил, мелькало длинноствольное оружие, какое бывает у солдат пехоты.
– Кого ждете?
– Тебя, – бросил через плечо Клаус. Короткое слово прозвучало, как плевок.
– Так вот он я! – Олле развел руки в стороны. – Нужны песни для поднятия боевого духа? Думаете, не сегодня-завтра констебли нагрянут по наши души? По-моему, легче сменить крышу, под этой мы будем как в западне…
Он чувствовал, что Анхен дергает его сзади за куртку и шепотом умоляет заткнуть пасть, но уже не мог остановиться:
– Тем более под самой черепичкой. Когда или, вернее, если нас осадят, то выкурить всех с верхотуры не составит труда.
– А ты, я смотрю, все продумал, – протянул Клаус. – Давно планировал занять место старика?
И тут Олле действительно заткнулся, подавившись горькой слюной.
Приветственные крики, подозрения в убийстве, кем-то оброненное «мы ждали тебя»…
Все они думали, безоговорочно верили, что Олле, став Темным Лезвием, нацелился еще выше: завоевал расположение низших Крыс – большинства, убил Теодора и приступом собрался взять Угол. Каким честолюбивым хитрецом он умудрился прослыть! Его даже охватила мимолетная зависть к своему двойнику, существующему только в умах других людей. Но веселье сменилось страхом: если они действительно ждали его нападения, то зачем было приводить сюда?
Только чтобы прикончить.
Уйти живым шансов почти нет – с ним только трое, у Анхен не осталось патронов, а у него самого лишь уродливый черный кинжал. Олле не готовился к войне. Видать, не так уж он был хитер.
– Я его не убивал. Я никогда не хотел быть Крысиным Королем.
– Ты называл себя предводителем Крысиного театра, об этом все знают, – оборвал его неслышно подошедший мужчина. Олле узнал в нем одного из охранников, стоявших у самых дверей Теодора при их последней встрече. – И не смей теперь притворяться слабоумным. Даже если это не твоих рук дело, они, – тут он кивком указал вниз, туда, где распевали песни и надирались сторонники Миннезингера, – тебе этого не простят, разделают на ремни. Если это все же ты, – он неприятно усмехнулся, – разделаем тебя мы.
Шайка Олле качнулась в его сторону, как пригнутые ветром колосья.
– Значит, я умру в любом случае? – Олле рассмеялся. – Тогда чего мы ждем? Пора почтить вниманием его усопшее величество!
***
В выстуженной комнате Теодора царили мрак и вонь. Запах был не трупный – слишком мало времени прошло, – просто Крысиный Король, как и многие смертные до него, обделался в момент кончины.
Несколько закопченных масляных ламп едва рассеивали тьму дрожащим светом.
На труп было жутко смотреть: голова запрокинута, губы в белесых волдырях, по подбородку стекает черно-красное месиво, похожее на мелко рубленную печенку. Тощая грудь под распахнутым меховым пальто – в крупных язвах. Теодор почти сполз с кресла, в котором сидел во время встречи с Олле, но пальцы впились в подлокотники кресла, да так и закоченели, а нога с распухшим коленом вывернулась под странным углом. Агония – страшный танец, и никто заранее не знает, на какие па способен.
– Что скажешь, Миннезингер?
Олле не сразу нашелся, что ответить. Он мог только стоять и смотреть, а уродливая картина въедалась в его память навсегда. Анхен едва сдерживала рвотные позывы, пытаясь дышать глубоко, но это ее не спасло – зажав рот рукой, она быстро протолкнулась прочь из покоев Крысиного Короля.
– Как это… Я не понимаю. Вы что, ничего не слышали? Его убивали в собственной комнате, а вы были за дверью и даже ничего не заподозрили?
