А на изуродованной полке лежал старый советский будильник. Самый обыкновенный, с полустертой надписью «SLAVA» на циферблате и красной кнопкой сверху, отключающей звонок.
Я протянул руку, взял с полки странный будильник, перевернул. Ну да, все как в моем детстве, похожий был и у Евсея Минаича. Я подцепил ногтем крышку, и она, щелкнув, выскочила из пазов…
Ишь ты! А это уже не как в дедовских часах!
В самом центре механизма, там, где, если мне память не изменяет, вроде как положено быть большому зубчатому колесику, был вделан артефакт величиной с ноготь большого пальца, цветом похожий на осколок Монумента. Такая же пронзительная лазурь, только мерцающая в постоянном, размеренном ритме.
Мне показалось даже, что артефакт слегка пульсирует, будто и вправду он был сердцем этого странного прибора.
Внезапно в помещении стало чуть темнее. Я рефлекторно схватился было за «Бритву», но тут же отпустил рукоять ножа.
В дверном проеме стояла Настя, держа пулемет на изготовку. Даже отсюда было видно, что камуфляж на ее бедре выше колена разорван, и из раны сочится белесая жидкость, похожая на растопленный воск. Понятно, почему она так долго не приходила на выручку. Не иначе, осколок гранаты по ноге хлестанул. Хотя, как долго? Не думаю, что с того момента, как я влетел в окно пекарни, прошло больше двух минут.
– Живой, – выдохнула Настя. – А я уж думала, что тебя эта тварь доедает.
– Подавится, – хмыкнул я – и чуть не застонал от боли в губах и щеке. Похоже, слюни с бороды мутанта основательно разъели мне кожу на лице. И, возможно, продолжают разъедать. Как бы вообще без морды не остаться при таких раскладах.
– Что это у тебя? – кивнула Настя на будильник в моей руке.
– Полагаю, что прибор, способный возвращать время назад, – сказал я. – Ненадолго. Не более, чем на двенадцать часов. Эта тварина хитро подстраховалась. Завела будильник минут на пять, и вышла к нам. Если мы его убьем, время просто вернется на пять минут назад, где он еще живой, и этот хитрец попробует зачистить нас по-другому. А если он нас грохнет, то ему надо будет просто выключить эту машинку. Подозреваю, что так, – сказал я, нажимая на кнопку сверху будильника.
И правда, после моего нажатия пульсирующее сердце сразу стало тусклым, безжизненным. Интересно, кто ж такой механизм придумал? Это какую голову, и какие золотые руки надо иметь, чтобы интегрировать артефакты в самые что ни на есть примитивные часы советского производства, и дабы при этом все это работало на тех же принципах, что и простой будильник! Только не отмеряя время, а управляя им!
Примерно то же озвучила и Настя.
– Это он сделал? – кивнула она на труп. – Но как? Супернавороченной мастерской я тут не наблюдаю. А без нее такой прибор не сделать.
Ответа на этот вопрос у меня не было. И спросить теперь не у кого. Хотя для чего? Чтобы праздное любопытство удовлетворить? Ясно лишь одно – такими артефактами не разбрасываются. Поэтому я защелкнул обратно заднюю крышку будильника и сунул его в специальный контейнер для артефактов, висящий у меня на поясе. Хороший хабар, как сказал бы Жмотпетрович.
Я б, конечно, порыскал еще по пекарне, и уверен, что отыскал бы много интересного, но у меня уже голова кружилась от вонищи. А возможно, что еще и от токсинов, попавших в кровь с когтей мутанта. Так что пора было заняться собой, а то я не то что Хроноса не догоню, а так и останусь тут навеки рядом с трупом мертвого врага.
Я прихватил «Печенег» мутанта, и мы с Настей вышли на свежий воздух. Глянула она на меня – и поморщилась.
– Что такое? – поинтересовался я, разглядывая свое предплечье. В горячке боя мне показалось, что мут с него всю шкуру спустил. Оказалось, что по руке шли лишь три царапины. Правда, довольно глубокие. Если не промыть и не обработать, в болотно-влажном климате Зоны загниют сто про-центов.
– Да уж, лицо у тебя будто только что с горячей сковородки сняли, – сказала Настя. – И царапины эти не очень хорошие. Промыть бы надо для начала.
– Надо, – согласился я, присматриваясь повнимательнее к траве возле пекарни. Жратва жратвой, но вода-то мутанту тоже была нужна. А значит, должна быть тропинка, протоптанная им к той воде, ибо, судя по кучам отходов жизнедеятельности, обосновался мут в этих местах очень давно.
Впрочем, долго искать ту тропинку не пришлось. Начиналась она от двери пекарни, и уходила в лес. Подобрал я свой рюкзак, автомат, револьвер, и пошли мы с Настей по той тропинке, которая буквально минут через пять вывела нас к широкому, и с виду довольно глубокому ручью.
Я понюхал воду, попробовал на вкус. Вроде чистая. А то если тот ручей через радиационный могильник протекает, то лучше сразу застрелиться, чем такую воду пить. Это мутантам все по барабану, а мы все-таки еще немножко люди, и от больших доз всякой зараженной гадости, особенно принятых вовнутрь, запросто можем загнуться.
Вкус у воды был обычный, запах вроде тоже. Поэтому я просто опустил лицо в ледяную воду и держал, пока зубы не заломило. Потом таким же макаром промыл руку. Та еще, конечно, обработка, но всяко лучше, чем ничего. После чего потянулся к снятому с плеч рюкзаку за аптечкой.
– Медикаменты лучше побереги, – сказала Настя, как-то странно на меня посмотрев. – Есть средство получше.
– Это какое же? – поинтересовался я. – Лечебные артефакты?
– Не совсем, – хмыкнула кио. – Дай-ка сюда свою руку.
Я пожал плечами и дал. И чуть не отдернул обратно, когда Настя наклонилась к ней и провела языком по самой глубокой ране…
Но не отдернул, вовремя тормознув себя. Скорее всего, хуже не будет. Все-таки кио создавали с определенным набором способностей, необходимых для войны, в чем я сам мог не раз лично убедиться. Поэтому, думаю, она знает, что делает.
Она знала.
Язык у нее оказался горячим, будто разогретым на костре. И слюнявым. Я видел, как вслед за ее длинным лизом рана заполняется чем-то вроде белесого геля, жгучего, словно крапива. А еще я видел, как края глубокой царапины начинают медленно сходиться, выдавливая этот гель наружу. Такая рана заживает около месяца, если не загноится, конечно. Сейчас она затягивалась прямо у меня на глазах.
– Регенерон? – поинтересовался я.
– Что? – убрав язык, переспросила Настя.
– Ну, слюна у тебя на основе регенерона?
– А, ты имеешь в виду тот древний препарат, изобретенный до Последней войны? Ну да, исходная формула взята оттуда, правда многократно улучшена. У нашего племени специальные железы вырабатывают вещество, способствующее быстрому восстановлению белковых структур. Наши ранения быстро заживают сами собой, но при случае мы можем подлечить и еще кого-нибудь. Правда, делаем это в исключительных случаях.
И, вновь высунув язык, принялась за остальные раны. Причем мне показалось, что делала она это не без удовольствия. Вкус крови нравится? Или дело не только в этом?
