Она нас боится, – прожужжал у нее в голове голос Узора. – Почему она нас боится?
Шаллан представила себе, как сжимает в объятиях Узора в его человекоподобной форме, как они вдвоем съежились под ударами спрена. В тот момент этот образ оказался единственным, что она могла увидеть, поскольку комната и все в ней растаяло во тьме.
Существо было древним. Ри-Шефир появилась на свет в виде обломка души чего-то еще более ужасного, и ей приказали сеять хаос, порождать жуткие создания, чтобы сбивать с толку и уничтожать людей. Но с течением времени она стала испытывать все более сильное любопытство к тем, кого убивала.
Порожденные ею твари пытались имитировать то, что она видела в мире, но им не хватало любви или нежности. Они были копиями, способными погибнуть или убить, не испытывая ни привязанности, ни удовольствия. Никаких эмоций, кроме всепоглощающего любопытства и эфемерной тяги к насилию.
«Всемогущий… они как спрены творчества. Только жутко искореженные».
Узор всхлипнул, прижавшись в облике человека с движущимся узором вместо головы к Шаллан. Она попыталась защитить его от натиска Ри-Шефир.
«Сражайся в каждой битве… как будто… отступать некуда».
Шаллан заглянула в глубины кружащейся пустоты, в темную вертящуюся душу Полуночной Матери. А потом зарычала и нанесла удар.
Она атаковала не как чопорная, нежная девушка, которую воспитало осторожное воринское общество. Шаллан атаковала как обезумевший ребенок, который убил свою мать. Как загнанная в угол женщина, воткнувшая лезвие в грудь Тин. Она обратилась к той части собственной души, которая ненавидела, когда все считали ее хорошенькой и миленькой. Той части, которая не терпела, когда ее называли «занимательной» или «умной».
Обратившись к буресвету внутри себя, она проникла глубже в суть Ри-Шефир. Шаллан не понимала, происходит ли это на самом деле – проталкивается ли ее физическое тело в темноту, из которой состояла тварь, – или же таково отображение какого-то иного места. Места, за пределами этой комнаты в башне и даже за пределами Шейдсмара.
Тварь дрогнула, и Шаллан наконец-то поняла, в чем причина ее страха. Она угодила в ловушку. Это событие, с точки зрения спрена, произошло недавно, однако у Шаллан сложилось ощущение, что на самом деле миновали многие века.
Ри-Шефир боялась, что все повторится. Она угодила в западню неожиданно и считала, что это невозможно. Всему виной был светоплет, который, подобно Шаллан, понял это существо.
Полуночная Матерь боялась его, как рубигончая боится человека, чей голос напоминает ей о жестоком хозяине.
Шаллан, не сдаваясь, прижималась все ближе к врагу, но вдруг поняла, что тварь способна узнать о ней все, проникнуть в каждую тайну.
Ее свирепость и решимость дрогнули; ее приверженность долгу начала ослабевать.
И потому она солгала. Сказала себе, что не боится. Она… взяла на себя обязательство. Всегда так делала. И будет так поступать отныне и впредь.
Сила бывает иллюзией восприятия. Даже если речь о самом себе.
Ри-Шефир сломалась. Она завопила – от этого звука завибрировало все тело Шаллан. В вопле было и воспоминание о заточении, и страх чего-то более ужасного.
Шаллан снова очутилась в комнате, где они сражались. Адолин поймал ее в стальные объятия, упав на одно колено, и доспех явственно заскрежетал о камни. Она услышала затихающее эхо того крика. Он не умолк. Он убежал, удрал, стремясь оказаться как можно дальше от Шаллан.
Когда она с усилием открыла глаза, то обнаружила, что в комнате больше не темно. Трупы полуночных тварей растворились. Ренарин быстро присел на корточки возле раненого мостовика, снял латную перчатку и наполнил его исцеляющим буресветом.
Адолин помог Шаллан встать, и она сунула голую защищенную руку под мышку. Вот буря… она каким-то образом сохранила иллюзию хавы.
Даже после всего этого девушка не хотела, чтобы Адолин узнал про Вуаль. Просто не могла этого допустить.
– Куда? – спросила она, еле ворочая языком. – Куда оно делось?
Адолин указал на другую сторону комнаты, где туннель уходил еще глубже в недра горы.
– Удрало в том направлении, словно движущийся дым.
– Ну и… мы отправимся за ним в погоню? – спросил Эт, осторожно подбираясь к туннелю. Его фонарь озарил высеченные в камне ступеньки. – Тут путь неблизкий.
Шаллан ощутила в воздухе перемену. Башня стала… другой.
– Не надо погони, – решила она, вспоминая весь ужас схватки. Ее более чем устраивало, что тварь сбежала. – Можем оставить здесь дозорных, но я сомневаюсь, что она вернется.
– Ага, – согласился Тефт, опираясь на копье и вытирая пот с лица. – Дозорные – это очень хорошая мысль.
Шаллан нахмурилась от его тона, а потом проследила за взглядом Тефта и увидела то, что прятала от них Ри-Шефир. Колонну в самом центре комнаты.
Ее покрывали сотни тысяч ограненных самосветов, большей частью крупней кулака Шаллан. Перед ними предстало сокровище, чья стоимость превышала цену большинства королевств.
31
Чего требует буря
Кого нельзя исцелить от глупости, тому, по крайней мере, надо дать надежду.
Из «Давшего клятву», предисловие
На протяжении всей юности Каладин мечтал вступить в армию и покинуть тихий маленький Под. Все знали, что солдаты много путешествуют и могут посмотреть мир.
Так и получилось. Он видел десятки пустынных холмов, заросших сорняками равнин и совершенно одинаковых военных лагерей. А вот настоящие достопримечательности… ну, это совсем другая история.
Город Револар находился, как доказал его пеший поход с паршунами, всего-то в паре недель пути от Пода. Однако Кэл здесь никогда не бывал. Буря свидетельница, он ведь на самом деле никогда не жил в городе, если не считать таковыми военные лагеря.
Каладин точно знал, что большинство городов не окружены армией паршунов, в отличие от этого.
Револар построили в милой лощине с подветренной стороны от гряды холмов – в идеальном месте для маленького города. Только вот он не был «маленьким городом». Револар раскинулся во все стороны, заполнив пространство между холмами, поднявшись по подветренным склонам, – лишь на самых вершинах никто не строил.
Кэл полагал, что город должен выглядеть более упорядоченно. Он представлял себе аккуратные ряды домов, как в достойно организованном военном лагере. Револар больше походил на беспорядочные заросли в каком-нибудь ущелье на Расколотых равнинах. Улицы бежали во все стороны, и между ними тут и там проглядывали рынки.
Каладин присоединился к своему отряду паршунов, пока они шли по широкой дороге, которую выровняли, размазав по ней крем. Они прошли через лагерь, который разбили несчетные тысячи паршунов; и с каждым часом, похоже, прибывали все новые.
