– Что объясняет, почему на этот раз все так ужасно, – прошептала Навани со своего камня. – Общество переносило одно Опустошение за другим, разделенные короткими передышками. Культура, технологии… все было разрушено.
Далинар присел на корточки и потер ее плечо.
– Все не так плохо, как я боялась, – отозвалась она. – Вестники действительно были благородными. Пусть и не такими божественными, но я даже буду любить их сильнее, зная, что когда-то они были просто обычными мужчинами и женщинами.
Они сломались, – сказал Буреотец, – но я начинаю задумываться о том, чтобы простить их за нарушенные клятвы. Это… кажется мне сейчас разумным, как никогда раньше.
Его голос звучал удивленно.
– Приносящие пустоту, которые все это сотворили, – проговорила Навани. – Они возвращаются. Снова.
Сплавленные, души давно умерших, они вас ненавидят. Они не рациональны. Они пропитаны чистейшей ненавистью. Они уничтожат этот мир, чтобы расправиться с человечеством. И да, они вернулись.
– Ахаритиам, – добавил Далинар, – был вовсе не концом, а просто еще одним Опустошением. Только вот что-то изменилось для Вестников. Они бросили свои мечи?
После Опустошения Вестники возвращались в Преисподнюю. Если они умирали в бою, то попадали туда сразу же. А те, кто выжил, возвращались добровольно в конце сражения. Их предупредили, что, если один откажется, это может привести к катастрофе. Кроме того, им нужно было находиться в Преисподней вместе, чтобы разделить бремя пытки, если кого-то поймают. Но в тот раз случилось кое-что странное. Благодаря трусости или везению им удалось избежать смерти. Никто не погиб в бою – кроме одного.
Далинар взглянул на пустое место в круге мечей.
Девять поняли, что один из них никогда не ломался. Каждый из оставшихся хоть раз сдался и начал Опустошение, чтобы избавиться от боли. Они решили, что, возможно, всем возвращаться нет необходимости.
И остались здесь, рискуя положить начало вечному Опустошению, но надеясь, что тот, кого оставили в Преисподней, сумеет все удержать в одиночку. Им оказался тот, кто с самого начала не должен был к ним присоединяться. Тот, кто не был королем, ученым или военачальником.
– Таленелат, – пробормотал Далинар.
Испытавший муки. Тот, кого бросили в Преисподней. Тот, кому пришлось выносить пытки в одиночку.
– Всемогущий, всевышний… – прошептала Навани. – Сколько времени это продлилось? Больше тысячи лет, верно?
Четыре с половиной тысячи лет, – уточнил Буреотец, – четыре с половиной тысячелетия пыток.
Молчание воцарилось в маленькой нише, которую украшали серебристые клинки и удлиняющиеся тени. Далинар, испытывая слабость, опустился на землю рядом с камнем Навани. Он уставился на клинки и ощутил внезапную иррациональную ненависть к Вестникам.
Это было глупо. Как и сказала Навани, они действительно были героями. Вестники избавили человечество от нападений на многие годы, заплатив собственным рассудком. И все же он их ненавидел. За того, кого они бросили.
За того…
Далинар вскочил и воскликнул:
– Это же он! Безумец. Он действительно Вестник!
Он наконец-то сломался, – подтвердил Буреотец, – и присоединился к девятерым, которые все еще живы. На протяжении этих тысячелетий никто не умер и не вернулся в Преисподнюю, но это не имеет того значения, что раньше. Клятвенный договор ослабел и почти полностью уничтожен. Вражда сотворил свою бурю. Сплавленные не возвращаются в Преисподнюю, когда их убивают. Они возрождаются во время следующей Бури бурь.
Шквал. Как же победить такого врага? Далинар опять бросил взгляд на пустое место в круге мечей.
– Безумец, Вестник, он пришел в Холинар с осколочным клинком. Разве при нем не должно было быть Клинка Чести?
Да. Но меч, который тебе доставили, не его. Я не знаю, что произошло.
– Мне надо с ним поговорить. Он… он был в монастыре, когда мы выступили в поход. Не так ли? – Далинару требовалось спросить у ревнителей, кто вывез безумцев из военного лагеря.
– Это и заставило Сияющих взбунтоваться? – уточнила Навани. – Это те секреты, которые разожгли пожар Отступничества?
Нет. То была более глубокая тайна, которую я не раскрою.
– Почему? – удивился Далинар.
Потому что если ты узнаешь о ней, то откажешься от клятв, как это сделали древние Сияющие.
– Я так не поступлю.
Да неужели? – резко спросил Буреотец, повысив голос. – Готов дать слово? Не зная, о чем речь? Вестники дали слово, что будут сдерживать атаки Приносящих пустоту, и что с ними случилось?
Далинар Холин, нет на свете человека, который не нарушил бы ни одной клятвы. В руках твоих новых рыцарей души и жизни моих детей. Нет. Я не позволю вам сделать то же, что и ваши предшественники. Вам известно то, что имеет значение. Остальное к делу не относится.
Далинар глубоко вздохнул, но сдержал гнев. Буреотец был в некотором роде прав. Он не мог знать, как эта тайна повлияет на него или Сияющих.
И все же он предпочел бы знать. Далинар чувствовал себя так, словно повсюду ходит в сопровождении палача, готового отнять его жизнь в любой момент.
Он еще раз вздохнул, когда Навани встала и подошла к нему, взяв за руку.
– Я попробую по памяти нарисовать все Клинки Чести – или лучше пришлем сюда Шаллан с этой целью. Возможно, с помощью рисунков сумеем определить местонахождение остальных клинков.
У входа в маленькую нишу шевельнулась тень, и миг спустя появился юноша – бледный, со странными большими шинскими глазами и коричневыми кудрями. Он мог оказаться любым шинцем из тех, кого Далинару случилось повстречать в свое время, – прошли тысячелетия, но облик этого народа так и остался неизменным.
Юноша упал на колени, увидев чудо – брошенные Клинки Чести. Но миг спустя он посмотрел на Далинара и проговорил голосом Всемогущего:
– Объедини их.
– Неужели ты ничего не мог сделать для Вестников? – спросил Далинар. – Неужели их бог никак не мог это предотвратить?
Всемогущий, разумеется, не ответил. Он умер, сражаясь с существом, которое теперь им противостояло, – с силой по имени Вражда. В каком-то смысле он пожертвовал собой в тех же целях, что и Вестники.
Видение растаяло.
39
Заметки
Ничего хорошего не выйдет, если два Осколка окажутся в одном месте. Мы согласились не вмешиваться в дела друг друга, и я разочарован тем, что лишь немногие из Осколков соблюдали этот изначальный уговор.
