– Но… – начал Далинар, вскинув руку.
– Видишь, ты уже начал учиться. – Она одарила его ухмылкой.
Потом они с Янагоном исчезли.
Буреотец раздраженно прогрохотал:
Что за женщина! Это творение специально предназначено для того, чтобы перечить моей воле!
– Женщина? – Далинар покачал головой.
Тот ребенок запятнан Ночехранительницей.
– В строгом смысле слова, я тоже.
Это другое. Это противоестественно. Она зашла слишком далеко.
Буреотец заворчал от недовольства и больше не пожелал беседовать с Далинаром. Он казался искренне расстроенным.
Далинар был вынужден сидеть и ждать, пока видение само не закончится. Он провел время, глядя на поле мертвых, обуреваемый зловещими мыслями по поводу будущего и прошлого.
43
Копейщик
Ты обращался к тому, кто не может ответить. А вот мы примем твои сообщения, даже не зная, как ты обнаружил нас в этом мире.
Моаш ковырял густую кашу, которую Фебрт называл «рагу». На вкус все равно что крем.
Он уставился на спренов пламени в большом походном костре, пытаясь согреться, пока Фебрт – тайленец с удивительно рыжими, как у рогоеда, волосами – спорил с Грейвсом. Дым кружился в воздухе, и свет наверняка был виден на целые мили через все Мерзлые земли. Грейвсу было наплевать; он решил, что если Буря бурь не очистила этот край от бандитов, то двух осколочников более чем достаточно, чтобы расправиться с любым, кто остался.
«Осколочный клинок не остановит стрелу, выпущенную в спину, – подумал Моаш, чувствуя себя беззащитным. – Да и доспехи мы не надели». Его и Грейвса броня лежала в фургоне.
– Поглядите-ка, это Тройняшки! – Грейвс, взмахом руки указывал на скалы. – Они прямо здесь, на карте. Теперь нам надо на запад.
– Я тут уже был, – возразил Фебрт. – Нам надо продолжить путь на юг, понимаешь. А потом – на восток.
– Но карта…
– Не нужны мне твои карты, – заявил тайленец, скрестив руки на груди. – Мною руководят Стремления.
– Стремления? – переспросил Грейвс, вскинув руки. – Стремления?! Ты должен был отбросить все эти суеверия. Ты теперь принадлежишь Диаграмме!
– Меня хватит и на то и на другое, – мрачно ответил Фебрт.
Моаш сунул в рот еще одну ложку «рагу». Буря свидетельница, он ненавидел, когда приходила очередь Фебрта готовить. И когда готовил Грейвс. И Фиа. И… ну, стряпня самого Моаша на вкус была как приправленные помои. Никто из них как повар не стоил и тусклой сферы-осколка. В отличие от Камня.
Моаш опустил миску, расплескав кашу. Сорвал с ветки куртку и ушел во тьму. Было странно ощущать кожей холодный воздух, проведя столько времени у костра. Он ненавидел здешний холод. Прямо какая-то вечная зима.
Они вчетвером пережидали бури, прячась в тесном усиленном днище фургона, который цепями прикрепляли к земле. Бродячих паршунов спугнули осколочными клинками – эти существа оказались совсем не такими опасными, как он боялся. Но вот новая буря…
Моаш пнул булыжник, но тот примерз к земле, и он лишь ушиб палец. Выругался и бросил взгляд через плечо – там спор перешел в крики. Когда-то он восхищался утонченностью Грейвса. Это было до того, как им пришлось вместе пересекать пустошь на протяжении недель. Терпение у Грейвса было готово лопнуть от любого пустяка, а от его утонченности мало что осталось, после того как они начали питаться бурдой и отливать за холмами.
– Ну и как сильно мы заблудились? – поинтересовался Моаш, когда Грейвс присоединился к нему во тьме за пределами лагеря.
– Вовсе не заблудились. Просто этот идиот не хочет даже взглянуть на карту. – Он покосился на Моаша. – Я же тебе велел избавиться от куртки.
– Избавлюсь, – пообещал Моаш. – Когда мы не будем ползти через отмороженную задницу самой зимы.
– Ну хоть эмблему-то сними. Она нас выдаст, если повстречаем кого-то из военных лагерей. Сорви ее. – Грейвс повернулся и пошел обратно в лагерь.
Моаш пощупал нашивку Четвертого моста на плече. Она пробуждала воспоминания. О том, как он присоединился к Грейвсу и его банде, что собирался убить короля Элокара. О покушении, которое состоялось, когда Далинар отправился в поход к центру Расколотых равнин.
О противостоянии с Каладином, раненым и истекающим кровью.
«Вы. Его. Не. Получите».
Моаш покрылся холодным липким потом. Он вытащил нож из чехла на боку – все еще не привык, что теперь ему позволено носить такое длинное оружие. Когда ты темноглазый, от слишком длинного ножа могут быть неприятности.
Но Моаш больше не темноглазый. Он один из них.
Буря свидетельница, один из них.
Он срезал нитку, которой была пришита эмблема Четвертого моста. Сначала с одной стороны, потом – с другой. Как же все просто. От татуировки, которую сделал с остальными, будет сложнее избавиться, но у него она располагалась на плече, а не на лбу.
Моаш поднес нашивку к лицу, пытаясь в последний раз рассмотреть в свете костра, и не сумел заставить себя ее выбросить. Вернулся и сел у огня. Наверное, остальные сидят и смотрят, как Камень что-то готовит в котле? Смеются, шутят, спорят о том, сколько кружек эля может выпить Лопен? Подтрунивают над Каладином, пытаясь заставить его улыбнуться хоть уголком губ?
Моаш почти услышал их голоса и усмехнулся, воображая, что сам находится рядом. Потом представил себе, как Каладин сообщает им о его, Моаша, поступке.
«Он пытался меня убить, – скажет Каладин. – Он все предал. Свою клятву защищать короля, свой долг перед Алеткаром, но самое главное – нас».
Моаш ссутулился, продолжая держать нашивку в руке. Надо бросить эту штуку в огонь.
Вот буря. Лучше ему самому туда кинуться.
Он взглянул в небеса – туда, где располагались и Преисподняя, и Чертоги Спокойствия. Над ними зависла группка дрожащих спренов звезд.
А что это движется еще выше в небе?
Моаш вскрикнул, отскочил от костра, и тут четверо Приносящих пустоту опустились на маленький лагерь. Они рухнули на землю, держа в руках длинные изогнутые мечи. Не осколочные клинки – это было оружие паршенди.
Одно существо ударило туда, где только что сидел Моаш. Другое проткнуло Грейвса насквозь, вонзив ему меч в грудь, а потом выдернуло оружие и одним небрежным ударом его обезглавило.
Тело приятеля рухнуло на землю, и его осколочный клинок материализовался и со звоном упал рядом. У Фебрта и Фиа не было ни единого шанса. Другие Приносящие пустоту прикончили их, пролили кровь на эту холодную забытую землю.
