Звук долота по камню напоминал о матери. Он стоял на карачках, к коленям привязаны подушечки, и счищал крем, который просачивался через щели под дверями или попадал в помещение на подошвах и создавал на гладком полу неровную корку. Кэл бы и не подумал, что солдат заботит неровность пола. Разве ему не следует точить копье или… что-нибудь смазывать?
Что ж, опыт показывал, что солдаты мало времени занимались «солдатскими» делами. Вместо этого они тратили уйму времени на ходьбу и ожидание или – в его случае – выслушивание криков из-за того, что он ходил или ждал не там, где надо. Кэл вздохнул, продолжая трудиться, нанося плавные удары, как его научила мать. Нужно подцепить слой крема и пихнуть. Можно снимать его плоскими кусками шириной в дюйм или больше. Намного легче, чем скалывать ударами сверху.
Тень затмила дверной проем, и Кэл бросил взгляд через плечо, а потом еще сильнее пригнулся к полу. «Отлично…»
Сержант Таккс подошел к одной из коек и сел; доски застонали под его весом. Он был моложе других сержантов, а черты его лица казались… какими-то неправильными. Может, все дело в низком росте или впалых щеках.
– У тебя хорошо получается, – заметил Таккс.
Каладин продолжал молча работать.
– Кэл, не горюй так. Нет ничего необычного в том, что новый рекрут цепенеет. Буря свидетельница, люди частенько застывают столбом в настоящем бою, не говоря уже о тренировочном.
– Если это так распространено, – пробормотал Кэл, – почему меня наказывают?
– Как? Небольшой уборкой? Парень, это не наказание. Это чтобы помочь тебе вписаться.
Кэл нахмурился, выпрямил спину и посмотрел на Таккса:
– Сержант?
– Уж поверь мне. Все ждали, когда ты получишь по шее. Чем дольше это длилось, тем сильнее тебя не любили другие солдаты.
– Я чищу полы, потому что не заслужил наказания?
– Да, и еще за грубость в разговоре с офицером.
– Он был не офицером, а просто светлоглазым с…
– Лучше прекрати это прямо сейчас. Раньше, чем поступишь так же с кем-то важным. О, и не надо сверлить меня взглядом! Ты в конце концов поймешь.
Кэл атаковал особенно упрямый сгусток крема возле ножки одной из коек.
– Я нашел твоего брата, – сообщил Таккс.
У Каладина перехватило дыхание.
– Он в седьмом.
– Мне надо к нему. Можно меня перевести? Нас не должны были разделять.
– Может, я сумею добиться, чтобы его перевели сюда, и пусть тренируется с тобой.
– Он посланник! Брат не должен тренироваться с копьем.
– Все тренируются, даже мальчики-посланники.
Кэл крепко сжал долото, сражаясь с желанием встать и отправиться на поиски Тьена. Разве они не поняли? Тьен и кремлеца не обидит. Он их ловил и выпускал, разговаривал с ними, как с домашними животными. Тьен с копьем в руках – ну что за нелепость!
Таккс достал немного фатомной коры и начал жевать. Потом лег на койку и закинул ноги на спинку.
– Смотри не пропусти пятно слева от себя.
Каладин вздохнул и взялся за указанное место.
– Хочешь об этом поговорить? – спросил Таккс. – О том моменте, когда ты застыл в ходе тренировочного боя? – (Дурацкий крем. И зачем Всемогущий его сотворил?) – Не стыдись, – продолжил Таккс. – Мы тренируемся, чтобы вы цепенели сейчас, а не когда это вас убьет. Ты сталкиваешься со взводом и знаешь, что они стремятся тебя убить, хоть вы никогда и не встречались. И ты колеблешься, думая, что это все неправда. Ты не можешь быть здесь, готовиться к бою, к ранениям. Каждый чувствует этот страх.
– Я не боялся, что меня ранят, – мягко возразил Кэл.
– Ты далеко не уйдешь, если не сможешь признаться себе в небольшом страхе. Эмоции – это хорошо. Это то, что делает нас…
– Я не боялся получить травму. – Каладин тяжело вздохнул. – Я боялся сделать кому-то больно.
Таккс покрутил кору во рту, после чего кивнул:
– Понятно. Да, это еще одна проблема. Тоже не необычная, но совсем другая.
На какое-то время единственным звуком в большой казарме было постукивание долота о камень.
– Как вы это делаете? – наконец спросил Кэл, не поднимая головы. – Таккс, как вы можете причинять людям боль? Они же просто бедные темноглазые растяпы, как мы.
– Я думаю о своих товарищах. Не могу подвести парней. Мой взвод теперь моя семья.
– Так вы убиваете чужую семью?
– В итоге мы будем убивать панциреголовых. Но я знаю, что ты имеешь в виду. Это тяжело. Ты удивишься, когда узнаешь, сколько мужчин смотрят в лицо врагу и обнаруживают, что они просто не способны причинить вред другому человеку.
Кэл закрыл глаза и позволил долоту выскользнуть из пальцев.
– Хорошо, что ты не рвешься в бой, – заметил Таккс. – Это значит, ты нормальный. Я обменял бы десять необученных солдат с открытым сердцем на одного черствого идиота, который думает, что все это игра.
«Мир не имеет смысла», – подумал Кэл. Его отец, непревзойденный лекарь, советовал ему не слишком погружаться в эмоции пациентов. А этот профессиональный убийца уверяет, что ему должно быть не все равно?
Сапоги заскрипели по камню, когда Таккс встал. Он подошел к Каладину и положил руку ему на плечо:
– Не переживай из-за войны или даже из-за битвы. Сосредоточься на своих сослуживцах. Сделай так, чтобы они выжили. Стань тем, кто им нужен. – Он ухмыльнулся. – И дочисти остальной пол. Думаю, сегодня на ужине ты увидишь, что остальной взвод относится к тебе более дружелюбно. Самую чуточку.
Тем вечером Каладин обнаружил, что Таккс был прав. Сослуживцы и впрямь сделались более приветливыми. Поэтому Кэл держал язык за зубами, улыбался и наслаждался общением.
Он так и не сказал Такксу правду. Когда Кэл застыл во время учебного боя, это было не из страха. Он был уверен, что может навредить кому-то. На самом деле Каладин осознал, что может убить, если понадобится.
Именно это его и напугало.
Каладин сидел на куске камня, похожем на расплавленный обсидиан. Камень вырос прямо из земли в Шейдсмаре – месте, которое выглядело нереальным.
Далекое солнце не сдвинулось в небе с тех пор, как они сюда прибыли. Неподалеку один из странных спренов страха полз по берегу моря стеклянных бусин. Размером с рубигончую, но длиннее и тоньше, он смутно напоминал угря на коротких лапах. Фиолетовые усики на его голове зашевелились и сместились в направлении Каладина. Не ощутив в нем ничего интересного, спрен продолжил путь вдоль берега.
Сил приблизилась беззвучно, но он заметил, что сзади подступает ее тень: как и прочие тени в этом месте, она указывала на солнце. Спрен села рядом на кусок стекла и опустила голову ему на плечо, держа руки на коленях.
