Плоть и кровь мгновенно превратились в облако черного дыма. Другие осколочные клинки сжигали только глаза, но этот каким-то образом поглотил все тело. Он как будто иссушил даже душу жертвы.
Зло!
На руке Сзета зазмеились вены, словно наполненные черной жидкостью. Он ахнул, увидев их, потом судорожно вздохнул и быстро сунул меч обратно в серебристый чехол. Потом упал на колени, выронив ножны с оружием, и поднял руку с туго натянутыми сухожилиями и пальцами, сведенными судорогой. Тьма медленно испарилась из его плоти, ужасная боль утихла. Кожа его руки, и без того бледная, сделалась сероватой.
Голос меча в его разуме перешел в невнятное бормотание. Сзет вдруг осознал, что это похоже на звуки, которые издает зверь, нажравшийся до беспамятства. Он перевел дух. Нащупал кошелек, заглянул в него и обнаружил, что несколько сфер пусты. «Мне понадобится гораздо больше буресвета, если я еще раз такое проделаю».
Окружающие Сзета горожане, оруженосцы и даже мастера-неболомы глядели на него с одинаковым ужасом. Шинец поднял меч и с трудом встал на ноги, после чего застегнул ножны. Держа оружие двумя руками, он поклонился Ки и заявил:
– Я расправился с худшим из преступников.
– Ты поступил правильно, – медленно проговорила она, бросив взгляд туда, где стоял аристократ. От него не осталось даже пятна на камнях. – Мы подождем и удостоверимся, что все преступники убиты или схвачены.
– Разумно, – ответил Сзет. – Можно мне… что-нибудь выпить? Умираю от жажды.
К тому времени, как все беглецы были учтены, меч снова зашевелился. Он никогда не засыпал, если меч вообще мог спать. Просто бормотание в голове Сзета постепенно сделалось осмысленным.
Эй! – окликнул клинок Сзета, который сидел на низкой стене вокруг города. – Эй, ты меня вытащил из ножен?
– Верно, меч-ними.
«Отлично! И мы… уничтожили много зла?»
– Великого и порочного зла.
«Ух ты! Я впечатлен. А знаешь, Вивенна ни разу меня не обнажила. Она тоже носила меня долгое время. Может, даже пару дней».
– А как долго я тебя ношу?
По меньшей мере один час, – удовлетворенно пробормотал меч. – Один, два, десять тысяч часов. Что-то в этом роде.
Подошла Ки, и Сзет вернул ей флягу с водой:
– Спасибо, мастер Ки.
– Сзет-сын-Нетуро, я решила взять тебя в оруженосцы, – объявила она. – По правде говоря, мы даже поспорили из-за того, кто удостоится такой чести.
Он склонил голову:
– Я могу произнести Второй Идеал?
– Можешь. Правосудие будет служить тебе, пока ты не привлечешь спрена и не поклянешься соблюдать более конкретную заповедь. Во время моих молитв прошлой ночью Уинноу заявил, что высшие спрены уже следят за тобой. Не удивлюсь, если от провозглашения Третьего Идеала тебя отделяют считаные месяцы.
Месяцы. Нет, это не займет много месяцев. И он пока не торопился произнести клятву. Сзет кивнул в сторону тюрьмы:
– Простите, мастер, есть вопрос. Вы ведь знали, что побег случится, верно?
– Мы подозревали. Одна из наших команд наблюдала за этим человеком и выяснила, как он использует средства. Когда все произошло, мы не удивились. И получили прекрасную возможность для испытания.
– А почему бы не разобраться с ним раньше?
– Деликатный вопрос, непостижимый для многих оруженосцев. Ты должен понять нашу цель и наше место. Тот человек еще не нарушил закон. Его долг состоял в том, чтобы заключать в тюрьму осужденных, что он и делал. Ему позволили самому решать, являются ли его методы удовлетворительными или нет. Лишь после того, как он потерпел неудачу и заключенные сбежали, мы смогли свершить над ним справедливый суд.
Сзет медленно кивнул и заявил:
– Клянусь искать справедливость, и пусть она ведет меня, пока я не найду более совершенный Идеал.
– Слова приняты, – отозвалась Ки. Она достала из кошелька светящуюся изумрудную сферу. – Оруженосец, займи свое место.
Сзет посмотрел на сферу и с трепетом вдохнул буресвет. Тот моментально наполнил его.
Небо снова принадлежало Сзету.
93
Ката
Таксиль упоминает Йелиг-нара, названного Ветром Погибели, в распространенной цитате. Хотя Ясна Холин, как известно, ставит ее точность под сомнение, я ей верю.
Из «Мифики» Хесси, с. 26
Когда Адолин проснулся, его по-прежнему окружал ночной кошмар.
Темное небо, стеклянная земля, странные существа. Шея болела, спина ныла; он так и не овладел навыком «спать где угодно», которым хвастались рядовые.
«Отец мог спать на земле, – вспомнил он. – Вот кто настоящий солдат».
Адолин снова подумал о рывке, который почувствовал, когда воткнул кинжал через глаз Садеаса в его мозг. Удовлетворение и стыд. Лишить Адолина благородства – и что останется? Дуэлянт, когда миру нужны генералы? Горячая голова, не способная вынести оскорбление?
Убийца?
Он скинул куртку и сел, а потом вздрогнул и ахнул, когда обнаружил, что женщина с выцарапанными глазами нависла над ним.
– Душа Ишара! – выругался Адолин. – Тебе обязательно болтаться так близко?
Она не шевельнулась. Адолин вздохнул, а затем сменил повязку на неглубокой ране на плече, воспользовавшись бинтами из кармана. Неподалеку Шаллан и Азур инспектировали их скудные припасы. Каладин протрусил к ним. А мостовичок вообще спал?
Адолин потянулся и – в сопровождении своего призрачного спрена – спустился по короткому склону к океану стеклянных бусин. Несколько спренов жизни плавали поблизости; на этой стороне у светящихся зеленых пылинок торчали пучки белых волос, которые колыхались, когда спрены плясали и прыгали вверх-вниз. Наверное, они окружили растения на берегу реки в физическом мире? А искорки света, плавающие над камнем, могут быть душами рыб. Как же это работает? В реальном мире рыба в воде, так что разве они не должны быть внутри камня?
Он так мало знал и чувствовал себя таким подавленным и незначительным.
Из океана бусин выполз спрен страха и наставил на Адолина фиолетовые усики. Он подбирался все ближе, пока принц не подобрал несколько бусин и не начал бросать ими в спрена, который поспешил обратно в океан, где и притаился, наблюдая за ним.
– Что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался Адолин у женщины с выцарапанными глазами. Та промолчала, но он часто разговаривал со своим мечом, не ожидая ответа.
Принц подбросил одну из бусин и поймал. Шаллан могла бы определить, что представляла собой каждая из них, но Адолин испытывал лишь смутное ощущение… чего-то красного?
