Войска алети разместились в этом импровизированном лагере на время восстановления города; он охватывал множество улиц и площадей в Нижнем округе. Жаровня, возле которой замерла Эш, стояла перед палаткой; наверное, вокруг нее грелись холодными тайленскими ночами. По краю чаши были изображены десять фигур. У девушки начали зудеть пальцы. Она не могла никуда уйти, каким бы важным ни было ее дело, пока не разобралась с этим.
Она схватила чашу, перевернула и разыскала свое изображение, которое можно было узнать по символам: кисть и маска, обозначающие творчество. Чистейший абсурд. Она вытащила нож и принялась царапать металл, пока не стерла лицо.
«Сойдет. Сойдет…»
Она бросила жаровню. Дальше! Лучше пусть то, что сказал ей тот человек, Мрейз, окажется правдой. Если он солгал…
Большую палатку возле стены никто не сторожил, хотя недавно мимо нее пробежали солдаты, чьи глаза горели светом искаженной Инвеституры. «Вражда научился овладевать людьми». Темный, опасный день. Он всегда умел искушать их, вынуждая сражаться за себя, но посылать спрена, чтобы тот творил узы? Ужасно.
И как он вообще сумел затеять собственную бурю?
Что ж, эта земля окончательно обречена. И Эш… Эш больше не могла разыскать в себе хоть толику сопереживания. Женщина вошла в палатку, заставив себя не смотреть на ковер, где могли оказаться изображения Вестников.
Там он и обнаружился: сидел один в сумерках, устремив перед собой тусклый взгляд. Темная кожа, еще темнее ее; мускулистое тело. Король, пусть даже никогда не носил корону. Он был тем из десяти, кто никогда не должен был нести их бремя.
И все равно нес его дольше всех.
– Тальн… – прошептала она.
Ренарин Холин знал, что он на самом деле не Сияющий рыцарь. Глис когда-то был правильным спреном, но что-то изменило его, исказило. Глис плохо помнил случившееся; все произошло еще до того, как они сформировали свои узы.
Теперь ни один из них не знал, чем они стали. Ренарин чувствовал дрожь спрена внутри себя – тот затаился, шепча об опасности. Ясна нашла их.
Ренарин предвидел это.
Он преклонил колени в древнем, полном красок храме Пайлиах. Тысяча витражных панелей проявились на стенах, сочетаясь и сплавляясь воедино, создавая панораму. Он видел себя приезжающим в город Тайлен в начале дня. Он видел, как Далинар разговаривал с монархами, а потом – как те обернулись против него.
«Она причинит нам боль! Она причинит нам боль!»
– Я знаю, Глис, – прошептал он, поворачиваясь к одному фрагменту витража. Там был он, Ренарин, на коленях на полу храма. В последовательности витражных панелей Ясна приближалась к нему сзади, поднимая меч.
А потом… убивала его.
Ренарин не мог контролировать, что видеть и когда. Он научился читать, чтобы понимать цифры и слова. Они появлялись под некоторыми изображениями и подсказывали ему, когда придет Буря бурь и как найти скрытые отсеки в Уритиру. Теперь же показывали его смерть.
Будущее. Ренарин мог видеть то, что было запрещено.
Он оторвал глаза от стеклянной панели, изображающей его и Ясну, и перевел взгляд на другую, еще хуже. На ней его отец преклонил колени перед богом в золотом и белом.
– Нет, отец, – прошептал Ренарин. – Умоляю. Только не это. Не делай этого…
«Сопротивляться ему невозможно, – сообщил Глис. – Моя печаль, Ренарин. Я отдам тебе свою печаль».
Пара спренов славы слетела с небес. Золотые сферы вращались вокруг Далинара, блестящие, будто капли солнечного света.
– Да, – заявил Далинар. – Это то, чего я хочу.
– Хочешь поединка защитников, – повторил Вражда. – Это твое истинное желание, не навязанное? Тебя никто не обхитрил и не ввел в заблуждение?
– Поединок защитников. Во имя судьбы Рошара.
– Ладно. – Вражда тихонько вздохнул. – Я согласен.
– Так просто?
– О, уверяю тебя. Это будет непросто. – Вражда вскинул брови, и лицо его сделалось открытым, доброжелательным. Обеспокоенным. – Я уже выбрал своего защитника. Я его готовил очень долго.
– Амарам.
– Он? Полон рвения, да, но едва ли готов для такой задачи. Нет, мне нужен тот, кто на поле боя подобен солнцу в небесах.
Внезапно в Далинара вцепился Азарт. Красный туман, который как будто отхлынул, с ревом ожил. Его разум заполнили образы. Воспоминания о юности, проведенной в бою.
– Мне нужен кто-то сильнее Амарама, – шептал Вражда.
– Нет.
– Тот, кто победит, несмотря ни на что.
Азарт переполнял Далинара, душил его.
– Тот, кто служил мне всю жизнь. Тот, кому я доверяю. Кажется, я предупреждал, что знаю – ты примешь правильное решение. И вот момент настал.
– Нет!
– Друг мой, сделай глубокий вдох, – уговаривал Вражда. – Боюсь, это будет больно.
118
Тяжелейшее бремя
Эти Приносящие пустоту не знают песен. Они не слышат Рошара и приносят молчание всюду, куда бы ни направились. Они выглядят мягкими, без панциря, но на самом деле жесткие. У них есть только одно сердце, и оно никогда не может жить.
Из «Эйла Стеле»
– Нет, – прошептал Далинар сорванным голосом, пока внутри его ярился Азарт. – Нет! Ты ошибаешься.
Вражда сжал плечо Далинара:
– А она что говорит?
Она?..
Далинар услышал, как Эви плачет. Кричит. Молит о спасении, пока огонь пожирает ее.
– Не вини себя, – посоветовал Вражда, когда лицо Далинара исказилось. – Это я заставил тебя убить ее. Далинар, все, что случилось, – моя вина. Ты помнишь? Я помогу. Вот.
Воспоминания захлестнули разум Далинара опустошительной волной образов. Он будто прожил их во всех подробностях за одно мгновение, и Азарт бушевал внутри его.
Он увидел, как убивает бедного солдата ударом в спину. Юношу, который пытался доползти до безопасного места, плакал и звал мать…
– Я всегда был рядом, – внушал Вражда.
Далинар убил гораздо лучшего человека, чем он сам, великого лорда, который заслужил верность Телеба. Повалил его на землю, а затем воткнул в грудь секиру.
– И тогда я был рядом.
Далинар сражался на вершине странной скалы с человеком, который тоже познал Азарт. Этот человек пал с выжженными глазами от руки Далинара, и тот назвал свой поступок милосердием.
– Я был рядом.
Он злился на Гавилара, гнев и вожделение взвивались в нем в унисон. Далинар избил человека в таверне, расстроенный тем, что ему не дали насладиться дракой. Сражался на границе с Йа-Кеведом, смеясь и усеивая землю трупами. Он помнил каждый момент той кровавой бойни. Чувствовал каждую смерть, как штырь, вбитый в душу. Далинар заплакал от этой разрушительной мощи.
