– Перпендикулярность Чести, – прошептала Сил. – Колодец силы, пронзающий все три мира. – Она посмотрела на Каладина. – Дорога домой.
Тальн схватил Эш за руку.
Эш посмотрела на его пальцы, толстые и мозолистые. Пусть прошли тысячи лет, пусть она потратила на мечты не одну жизнь, но эти руки… она их не забыла.
– Эш.
Она перевела взгляд на его лицо, ахнула и прижала пальцы к губам.
– Как долго? – спросил он.
– Тальн. – Она схватила его ладонь обеими руками. – Мне жаль. Ох, мне так жаль, Тальн…
– Как долго?
– Говорят, четыре тысячелетия. Я не всегда… слежу за временем…
– Четыре тысячи лет?
Она крепче сжала его руку:
– Мне жаль. Мне жаль!
Он высвободился и встал. Пошел к выходу из палатки. Эш плелась следом, снова извиняясь, но что толку от слов? Они предали его.
Тальн откинул полог и вышел наружу. Посмотрел на город, простиравшийся вокруг них, на небо, на стену. Солдаты в кирасах и кольчугах мчались мимо, чтобы вступить в битву поодаль.
– Четыре тысячи лет? – снова спросил Тальн. – Эш…
– Так не могло продолжаться. Я… мы думали…
– Эш. – Он снова взял ее за руку. – До чего же это чудесно!
Чудесно?
– Тальн, мы тебя… бросили.
– Какой чудесный подарок вы им сделали! В кои-то веки они сумели восстановиться между Опустошениями. У них появилась возможность для развития. Такого шанса раньше не было. Но на этот раз… да, возможно, он есть.
– Нет, Тальн. Ты не можешь быть таким.
– Это и впрямь чудесно!
– Ты не можешь быть таким! Ты должен меня ненавидеть! Пожалуйста, скажи, что ты меня ненавидишь…
Он отвернулся, не отпуская руки Эш, повел ее за собой:
– Идем. Он ждет.
– Кто? – удивилась она.
– Не знаю.
Тефт ахнул во тьме.
– Разве ты не видишь? – прошептала спрен. – Разве не чувствуешь Слова?
– Я же сломлен…
– А кто не сломлен? Жизнь нас всех ломает. И мы заполняем трещины чем-то более крепким.
– Я самому себе противен до тошноты.
– Тефт, в этом вся суть Слов, – заявило светящееся во тьме видение.
Ох, Келек. Эти крики. Этот бой. Его друзья.
– Я…
«Забери тебя буря! Будь мужчиной хоть раз в жизни!»
Тефт облизнул губы и сказал:
– Я буду защищать даже тех, кого ненавижу. Даже… даже если больше всего… ненавижу… себя.
Ренарин упал на последний уровень города, Низкий округ. Резко остановился, и его рука выскользнула из руки Ясны. По окрестным улицам маршировали солдаты с глазами, как горящие угли.
– Ясна! – крикнул он. – Солдаты Амарама перешли на сторону врага. Теперь они служат Вражде! Это было в моем видении!
Она побежала прямо к ним.
– Ясна!
Первый солдат замахнулся на нее мечом. Ясна увернулась, а потом ткнула его ладонью в грудь и повалила. Падая, он превратился в хрустальное изваяние и, врезавшись в другого солдата, передал тому превращение, как заразную болезнь. Второй солдат рухнул на третьего и сбил с ног, как будто ему передалась полная сила удара Ясны. Третий стал хрустальным спустя секунду.
Юбка Ясны взметнулась, когда она завертелась на месте и осколочным клинком, который появился в защищенной руке, рассекла шестерых одним ударом. Меч исчез, когда она хлопнула ладонью по стене здания позади себя и та обратилась в дым, из-за чего крыша рухнула и перегородила улочку между домами, по которой как раз приближались другие солдаты.
Она подняла руку, и из воздуха сгустились каменные ступеньки, по которым принцесса, почти не сбавляя темпа, взбежала на крышу соседнего дома.
Ренарин ахнул. Это… как же…
Это будет… великолепно… грандиозно… чудесно! – завопил Глис, таящийся в сердце принца. – Ренарин, это будет красиво! Смотри!
Внутри его пробудился источник. Сила, которой он никогда раньше не ощущал, потрясающая неодолимая мощь! Бесконечный буресвет. От такого бескрайнего запаса Ренарин обомлел.
– Ясна! – окликнул он и бросился вверх по созданным ею ступенькам, чувствуя себя таким живым, что захотелось танцевать. Вот было бы зрелище! Ренарин Холин, пляшущий на крыше, пока…
Он замедлился, опять разинув рот, когда заглянул в пролом в стене и увидел колонну света, которая вздымалась все выше и выше, тянулась к самым тучам.
Фэн и ее супруг попятились от сияющей бури.
Навани ликовала. Она высунулась далеко за стену, смеясь, как дурочка. Спрены славы струились вокруг нее, касались волос и улетали прочь, присоединяясь к сонмам, окружающим Далинара, чтобы колонной высотой в сотни футов устремиться в небо.
Затем по всему полю, на стене, на улице внизу волной зажглись огни. Позабытые самосветы, которые разбросал громолом, пока крушил банк, впитывали буресвет, призванный Далинаром. От них земля озарилась тысячей разноцветных огоньков.
– Нет! – завизжал Вражда и шагнул вперед. – Нет, мы убили тебя. Мы тебя убили!!!
Далинар возвышался посреди колонны из света и кружащихся спренов славы, раскинув руки в стороны, держа миры, из которых состояла реальность.
Он прощен. Боль, которую он так недавно настойчиво желал сохранить, начала утихать сама по себе.
Эти Слова… приняты, – ошеломленно проговорил Буреотец. – Но как? Что ты сделал?
Вражда попятился:
– Убейте его! Атакуйте его!
Паршунья не двинулась с места, но Амарам медленно опустил руку, а потом шагнул вперед и призвал осколочный клинок.
Далинар протянул руку из светящейся колонны.
– Ты можешь измениться, – убеждал он. – Ты можешь стать лучше. У меня ведь получилось. Путь прежде цели.
– Нет, – отказался Амарам. – Нет, он меня никогда не простит.
– Мостовик?
– Не он. – Амарам постучал себя по груди. – Он. Прости, Далинар.
Рыцарь поднял знакомый осколочный клинок. Тот, что когда-то принадлежал Далинару. Клятвенник. Меч, переходящий от тирана к тирану.
Толика света отделилась от колонны Далинара.
Амарам с криком замахнулся Клятвенником, но свет встретился с осколочным клинком, и вспыхнул сноп искр, отчего осколочника швырнуло в сторону – как будто сила его доспеха была не больше, чем у ребенка. Свет превратился в мужчину с волнистыми волосами до плеч, в синем мундире и с серебряным копьем в руках.
