И я не говорю Сафф правду: мое тело тоже знает больше, чем мой мозг, поэтому я и отказывался от пищи. Вместо этого я ей лгу. Я говорю, что могу ей помочь.
МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА от 26.03.35
Преступление
В ночь на 14.02.35 г. Саффрон Джонс (17 лет) употребила наркотик «зом», сокращенно от «зомби», называемый так из-за эффекта кратковременной потери памяти в сочетании с чрезвычайной внушаемостью. В принципе, когда человек под «зомом», он делает все, что ему скажут, и не помнит последующие действия, а также большую часть того, что было до этого. Самое неприятное, что ты не помнишь, кто тебя «накачал». Пребывающей под «зомом» Сафф велели раздеться догола и проспрягать вслух французские глаголы «dormir», «manger» и «baiser» (соответственно, «спать», «есть» и «сношаться»). А также сбрить левую бровь и проглотить половину лимонного мыла. Эти события произошли в подвале Элли Бергстрем (18 лет) во время вечеринки в ее доме и были записаны на экран Сафф. Ни голоса, ни изображения других людей, кроме Сафф, на видео нет. Как это обычно бывает после «зома», Сафф проснулась на следующее утро без единого воспоминания о прошлой ночи. Она помнила только то, как вышла из дома и отправилась на вечеринку Элли. Она думала, что сильно напилась, и не подозревала о том, что случилось, пока не зашла в «Фейсбук» и не обнаружила видео, опубликованное на ее странице. Под ним было 114 дизлайков и 585 лайков.
– Все могло быть намного хуже, – говорит мне Сафф.
Мы сидим в парке «Золотые ворота» в ее машине, припаркованной на одной из подъездных дорожек за цветочной оранжереей. Мне кажется, что сквозь верхушки деревьев видны белые шпили оранжереи, но четче всего я вижу мусорный бак на заднем дворе, куда выбрасывают увядшие и подгнившие цветы.
– Сафф, тебя заставили есть мыло.
Сафф показала мне видео. (Я больше не захожу в «Фейсбук».) На нем она откусывает от толстого куска мыла, словно это пирожное. Бледно-лиловые зрачки в тусклом свете подвала выглядят огромными. (Как и ее соски.) Однако глаза у нее не мертвые, не такие, какие были бы у зомби. На самом деле у Сафф большие, темные глаза. А на видео они блестели. Кроме того, жуя мыло, она улыбалась. Наверно, ей сказали не просто есть мыло, а есть его с наслаждением. Я глазел на ее рот, чтобы ненароком не взглянуть на грудь, слишком хорошо осознавая, что одетая Сафф сидит напротив меня и наблюдает, как я смотрю видео. Сафф на экране высунула кончик языка и подобрала кусочек мыла, прилипший к нижней губе. Между приоткрытыми губами образовался пузырек, дрожащий, как слово, которое нельзя произносить. И в этот момент изо рта брызнула желтая струя пены. На этом видео заканчивалось.
Сафф пожимает плечами:
– По крайней мере, бровь отрастает. Видишь? – Она тщательно нарисовала отсутствующую бровь карандашом, но я это вижу, потому что этот оттенок коричневого немного отличается от настоящего. – Могло быть и хуже.
– Ты в этом уверена? Уверена, что тебя не… – «Изнасиловали» – слово, которое я не собираюсь говорить.
– Думаю, я бы поняла. Это было бы что-то… новенькое. – «Я девственница» – слова, которые она не собирается говорить.
Сафф украдкой смотрит на меня, но на этот раз не потому, что пытается флиртовать. Она стесняется то ли признаться, что она все еще девственница, то ли того, может быть, что не такая, как все. Я хочу сказать ей, чтобы она не стеснялась, особенно меня. Когда я бросил школу в прошлом году, все ребята в нашем классе стали объявлять себя натуралами, геями, би, да кем угодно. Мне было некем себя объявлять. Потому что я был никем. Я никто. Меня все это не интересует. Врачи говорят, что интересовало бы, если бы я только ел побольше, но они считают каждую истинную часть меня еще одним симптомом моего болезненного состояния. Они не понимают, что мое состояние это симптом меня. Что я камень, зарытый глубоко в земле, а камень никогда не прорастет, какой бы хорошей ни была почва.
– Однако тебя, – на этот раз я решаю произнести это слово, – изнасиловали. – И, услышав его, Сафф издает шипящий вздох. – Даже если физически ничего не было. Тебя заставили делать всякое. Тебя принудили. Я знаю, каково это.
– Да. Ну… Теперь все знают, каково это, из-за проклятого видео.
– Нет. Я о том, что знаю, что при этом чувствуешь. Когда тебя принуждают.
– О, Ретт, – шепчет Сафф. – О нет.
И она меня неправильно поняла. Она подумала, что меня изнасиловали. Я же имел в виду тот момент, когда врачи засовывали зонд мне в горло, а я был слишком слаб, чтобы сопротивляться. И когда мои родители говорили им, что все в порядке. И когда мне казалось, что я тону. Однако я позволяю Сафф понять мои слова неправильно. Позволяю ей взять мою руку и взглянуть на меня своими большими темными глазами. Потому что знаю: когда люди утешают вас, они на самом деле утешают себя.
МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА от 27.03.35, ПОЗДНЕЕ УТРО
Возможность
Возможность не дает нам никаких подсказок. У всех в классе была возможность «накачать» Сафф. Зом принимается внутрикожно. Его наносят на прозрачный кусочек бумаги, похожий на клочок скотча. Прижимаешь бумагу к обнаженной коже – руки, ладони, бедра, чего угодно, – и наркотик растворяется в организме. Его можно принимать специально для побочных эффектов: замедления времени, обострения обоняния, эйфории. Однако на следующий день большую часть всего этого человек не вспомнит. Или можно получить дозу, даже не зная об этом.
От прикосновения незнакомца к твоему голому плечу, пока ты проталкиваешься сквозь толпу, к щеке, с которой притворно смахивают прилипшую ресничку, к тыльной стороне руки в знак проявления симпатии.
В ночных клубах все стараются экипироваться по полной: в ход идут длинные перчатки, водолазки, брюки, высокие сапоги, даже вуали и маски. По правде говоря, чем больше на тебе одежды, тем более провокационный вид ты имеешь, потому что так ты словно бы говоришь незнакомцу, что разрешаешь прикоснуться к тебе только там, где есть ткань. Кое-кто из ребят оставляет открытые участки кожи возле плеч, лодыжек и шеи. Не слишком много, но достаточно, чтобы не терять бдительность. Надо защищать то, что показываешь.
Выходя из дома, Сафф не укутывалась с головы до ног. На ней были футболка и джинсы, а свои кроссовки она оставила у двери: голые предплечья, голые руки, голая шея, голые ноги. Очень много уязвимых мест. Но Сафф не задумывалась, что она уязвима. Ведь это была вечеринка у Элли, такая же, как сто предыдущих, начиная с тусовки утконосов на ее пятый день рождения – событие, которое посетили все те же дети, включая меня. Дневная школа «Сенека» была уникальной в своем роде, то есть совсем небольшой, предназначенной лишь для детей, родители которых работают в крупных технологических компаниях. В каждом выпускном классе учатся всего двенадцать человек. (В моем одиннадцать, так как я ушел.) Мы знаем друг друга всю жизнь. Мы все доверяем друг другу.
Хотя, конечно, это не так. В конце концов, где еще встретишь недоверия больше, чем в маленькой компании людей, навечно оказавшихся в одной яме? Старые обиды, затаенные чувства, прошлые ошибки, все те прежние версии тебя самого, от которых в крупной школе можно было бы убежать. Доверие? В толпе незнакомцев и то безопаснее.
