– Ладно, попытаюсь ее найти, – махнула я рукой. – Может быть, тогда я выясню что-то и о загадочной личности Потырина. И как это я сразу не подумала про архив?
Впрочем, в последнее время у меня сложилось стойкое убеждение, что в этой компании думаю только я. Лариков пребывает в нирване, Виктор Сергеевич – в растерянности, и только Александра Сергеевна Данич мыслит, мыслит и скоро неизвестно до чего домыслится!
Они переглянулись, и Ларчик нахально заявил:
– Слушай, а в ее рассуждениях есть крупица здравого смысла! Я и сам не могу понять, почему этот «титанист» убил Татьяну?
Я подавила обиду – пусть продолжают относиться ко мне снисходительно. Ах, маленькая девочка! Ах, что она может!
Вот покажет вам «маленькая девочка», на что она способна, будете тогда знать!
* * *
Никита терялся в догадках, что же могло повлечь такую печальную кончину его матери – в голове бродили абсурдные мысли, ничего не проясняющие. Например, почему-то вспомнилось, как мать жестко сказала в ответ на робкий вопрос о брате и бабушке: «У нас никого нет, запомни это, Никита». И когда он все-таки собрался пойти на бабушкины похороны, мать странно и зло взглянула на него и процитировала:
– Пусть мертвые хоронят своих мертвецов…
Поэтому на вопрос следователя, есть ли у Никиты родные, он только неопределенно передернул плечом и пробормотал:
– У меня где-то есть двоюродный брат.
Следователь, пожилой уже человек, удивленно поднял глаза и, заметив отрешенное лицо Никиты, крякнул. Черт его разберет, это новое поколение…
– Где-то? – переспросил он. – За границей, что ли?
Никита покачал головой:
– Зачем же? Здесь, в Тарасове.
– И вы не знаете, где он проживает?
– Знаю, но… Мама не хочет…
Он осекся. Комок подкатил к горлу, он судорожно вздохнул – или всхлипнул и поправился:
– Не хотела, чтобы я контактировал с ним. У них с бабушкой сразу не сложились отношения. Я видел бабушку только один раз в своей жизни, еще маленьким, и совершенно ее не помню.
– Ладно. – Следователь решил повременить с этой скользкой темой, несмотря на то, что ему были немного непонятны такие отношения.
Он посмотрел на Никиту. В красивых серых глазах парня поселилась боль. И ничего с этой болью не поделать – страшно жить, зная, что кого-то из твоих близких постигла такая ужасная, насильственная смерть! Парню не больше двадцати пяти – вся жизнь впереди, и вся она пройдет под этой черной меткой! Жалко-то как…
– Давайте попробуем вспомнить, были ли у вашей матери враги?
Никита поднял на него недоумевающие глаза, силясь понять – о чем это он? Какие враги у его мамы?
– Нет, – помотал он головой. – Во всяком случае, я о них ничего не знаю…
– А последнее время ничего не было странного в ее поведении?
Никита опять начал перебирать свои воспоминания.
Бесконечные телефонные разговоры. Мамин смех. Короткий, гортанный…
Уже готовый сказать, что нет, ничего странного вспомнить не может, он внезапно нахмурился.
– Телефонный звонок. Он меня удивил. Звонили по международной линии. Но мамы не было дома, и я сказал об этом. Попросил перезвонить.
– Откуда был звонок? – заинтересовался следователь.
– Из Италии, кажется. Но точно я сказать не могу – это было около полугода назад. Но мне кажется, из Италии.
В принципе, следователь был готов развести руками.
Еще одно нераскрытое дело… Если не удастся поймать убийцу по фотороботу. Никто ничего не знает, никто ничего не видел…
– Вы найдете ее убийц?
Голос Никиты вывел его из раздумий. Он посмотрел в его глаза и отвел взгляд. Ему очень хотелось пообещать это парню, но последнее время процент нераскрытых дел резко перекрывал процент раскрытых.
– Попытаемся.
Никита как-то по детски пробормотал:
– Пожалуйста, найдите.
– Знаешь что, – решил следователь. – Есть такой человек, Андрей Юрьевич Лариков. Сейчас я запишу тебе адрес. Это частный сыщик и мой ученик. Я тебя к нему откомандирую, и, может быть, с двух сторон мы этого убийцу прихватим…
Он записал на листке адрес Ларикова.
«Начальство меня за это по головке не погладит, – подумал он, глядя вслед Никите. – Ну и хрен с ним, с начальством…»
В конце концов, дело мерзкое. Он и сам собирался обратиться за помощью к Андрею – в некоторых ситуациях частному детективу работать легче, чем им, облеченным властью.
Особенно когда это касается похищения людей. А тут еще и этим попахивает, потому что поступило заявление от Синициных, что пропала их дочка. Можно было бы свалить все на ночные прогулки влюбленной девицы, если бы эта самая Олечка Синицина не проходила по делу как особо важный свидетель.
Поэтому он подумал и набрал номер Ларикова сам. В конце концов, совсем необязательно посвящать начальство в каждый сделанный шаг, не так ли?
* * *
Машина остановилась возле заброшенного дома на самой окраине деревни.
– Вылезай, – услышала Оля. Грубые руки вытолкнули ее из машины.
– Пожалуйста, не убивайте меня.
Она почувствовала на губах соленый привкус слез.
– Ну пожалуйста…
Он толкнул ее в спину. Сейчас, когда он сорвал с ее глаз повязку, она видела и этот покосившийся домишко, и его сузившиеся глаза.
«Можно закричать, – подумала Оля, с надеждой посмотрев в сторону отдаленной деревни. – Можно попробовать убежать…»
Господи, как все это глупо! Ну, и кто ее услышит? Если она не закричала в городе, то сейчас-то это вообще бессмысленно!
А бежать…
Куда?
Он втолкнул ее внутрь дома. В нос ударил запах нежилого помещения. Паутина задела Олину щеку, заставив вздрогнуть от своего липкого прикосновения.
– Не ори, я тебе ничего не сделаю. Посидишь тут некоторое время.
Она боялась возразить ему. И все-таки – как это посидит? И как ее найдут потом? Зачем ему вообще это нужно? Она же умрет тут от голода!
– Ты мне здорово подгадила, – сказал он странно равнодушным голосом, – твое счастье, что я не убиваю. Не могу, представь себе.
– Зачем же вы тогда Татьяну Витальевну убили? – спросила Оля дрожащим голосом.
– Это твоя фантазия, что я ее убил, поняла?
Он говорил четко и раздельно, внимательно смотря в ее глаза.
– Теперь вот надо удирать, и все по твоей милости… Так что посидишь тут, пока страсти не улягутся.
Она кивнула, понимая, что у нее нет другого выхода. Потом она придумает, как отсюда выбраться.
