Я еще раз мысленно проговорила все проблемы. Все вопросы. Попыталась разложить их по категориям, рассуждать логично, но я была слишком взвинчена.
В кондитерскую зашли четыре молодые мамочки. Припарковав коляски возле столика рядом со мной, они раздели своих детишек, орущих и шумных. Раз за разом деток призывали вести себя потише, не лазить на столы и стулья. Мамы смеялись, обсуждали планы на зимний отпуск и покупку виллы.
Чувство, что меня загнали в угол, стало невыносимым. Так и не допив кофе, я встала из-за стола и вышла на улицу. Пошла налево, спустилась по лестнице в метро и пожалела, что утром позволила Хенрику подвезти меня на работу. Поезд до Альвика был набит мокрыми раздраженными пассажирами. Влажный, спертый воздух пах потом. Все стремились домой или куда-то еще. Каждый хотел бы находиться где-то в другом месте.
У меня жгло в затылке, словно кто-то за моей спиной пристально уставился на меня.
Обернувшись, я окинула взглядом пассажиров. Никому не было до меня дела.
В Альвике я пересела на автобус. Струи дождя стекали по стеклам. На мокрых улицах блестел свет фонарей. Мир за окнами был размыт и уныл. Небо казалось темным и безразличным. Я вышла на своей остановке и побрела домой под дождем.
И снова у меня возникло неприятное чувство, будто за мной следят. Я остановилась, огляделась по сторонам, но никого не увидела. Прибавила шагу.
Войдя в дом, я повесила плащ на вешалку, прислонила сумку к комоду. Я одна дома. Эмиль скоро вернется, Хенрик придет позже, если не останется сидеть на работе допоздна. Нужно бы приготовить ужин. Нет сил. Не хочу.
Почему я не позволила маме приготовить еды на всю неделю? Я могла бы позвонить Хенрику, попросить его что-нибудь купить по дороге. В смысле – когда он освободится, в последнее время я никогда не знаю, к какому часу его ждать.
Зайдя в гостиную, я остановилась у окна и прижалась лбом к холодному стеклу. Закрыла глаза.
Бокал вина. Горячая ванна. Отоспаться. Вот что мне нужно. Симптомы очевидны, и если я не отнесусь к ним серьезно, все может закончиться катастрофой.
Я открыла глаза.
На улице стоял мужчина в темном бесформенном плаще с низко опущенным на лицо капюшоном. Руки неподвижно висели по швам.
У меня перехватило дыхание, я отступила на шаг назад. Мужчина, наблюдающий за мной, стоял неподвижно. Я обернулась, схватила со стола свой телефон, чтобы позвонить в полицию. Когда я снова взглянула в окно, там никого не было.
Ветер хлестал деревья, дождь барабанил в окно.
Я стояла, замерев с телефоном в руке, готовая набрать номер. Вгляделась в сад, посмотрела на улицу.
Мужчина в дождевике бесследно исчез.
Керстин
Не меньше получаса я потратила на то, чтобы навести порядок на полках в кладовке. Хаос сводит меня с ума. Если бы все старались поддерживать здесь порядок, хотя бы чуть-чуть, мне не пришлось бы постоянно тратить на это время.
С другой стороны, распорядок дня дает мне чувство покоя. Я всегда считала, что это важно – ходить на работу, день за днем выполнять одни и те же задачи. От этого я чувствую себя спокойно. Возникает ощущение осмысленности.
Анна-Лена просунула голову в дверь кладовки.
– Керстин, у вас найдется минутка?
– Когда закончу здесь, – ответила я.
Чего ей от меня нужно? Я посмотрела на часы и отметила, что она пришла сегодня на сорок минут раньше. Такое с ней часто случается. И ей, конечно, хочется, чтобы все это заметили. Такая старательная, такая ответственная Анна-Лена. Ей всего тридцать пять, однако она совершенно естественно чувствует себя в начальственном кресле. Но что-то я ни разу не видела, чтобы она прибиралась в кладовке. Вряд ли такое когда-нибудь произойдет. Она слишком важная персона, чтобы заниматься такими делами.
Я расставила моющие средства на полке ровными рядами. Затем не спеша заперла дверь кладовки и медленно пошла по коридору. Мне торопиться некуда.
– Вы чего-то от меня хотите? – спросила я, заходя в ее кабинет.
– Садитесь, – сказала Анна-Лена и указала на стул напротив себя. Закончив какое-то дело, она повернулась ко мне.
– Я слышала, что у нас в последнее время возникли трудности?
– Мне кажется, у нас на редкость тихо и спокойно. Кто сказал, что у нас трудности?
– Кто – не имеет значения.
Бегающий взгляд, виноватая улыбка.
– Вы проявляли нетерпение и были грубы с проживающими.
– Так речь обо мне? Это со мной у кого-то были трудности?
Анна-Лена избегала смотреть мне в глаза, перебирала бумаги на столе.
– Горько это слышать, – продолжала я. – А что именно этот кто-то видел?
– Ну, она не говорит ничего конкретного, но…
– Тогда очень трудно что-либо обсуждать, – прервала я. – Если этот кто-то не видел, как я что-то делаю не так.
– Во всяком случае, у нее сложилось такое впечатление. И Грета жаловалась.
– Грета? – я засмеялась, чтобы показать, что я думаю по этому поводу. – А на что она не жалуется? Эта женщина считает, что все все делают не так. Она всегда недовольна. Вы бы это почувствовали, если бы хоть раз сами поработали со старичками.
Анна-Лена вздохнула, словно я сморозила несусветную глупость.
Интриги на работе мне уже поперек горла стоят. Особенно допросы такого рода. Они объединяются против меня, жалуются, что я якобы постоянно прошу меня подменить, ухожу раньше времени. Чего они только не придумают, чтобы испортить мне настроение! Однако все это высосано из пальца.
Я не самый общительный человек в коллективе, мне это хорошо известно. Видимо, в этом-то все и дело. Между тем я работаю здесь дольше всех. Я и Ритва. Скоро шестнадцать лет, как мы здесь. Что бы они делали без меня? Новые звездочки типа Анны-Лены обычно не задерживаются надолго. Чтобы справиться с такой работой, нужно нечто большее, чем желание поиграть в начальника. То, что на бумаге, принципиально отличается от повседневной работы. Теория – это одно, практика – совсем другое. Некоторые люди совсем далеки от реальности, это ясно.
– Я просто хотела это с вами обсудить, – сказала Анна-Лена и сделала важное лицо.
– Я всегда делаю свою работу наилучшим образом.
– Керстин, дорогая, почему вы сразу становитесь в оборонительную позицию? Мы должны поговорить об этом. На вас жалуются. Не в первый раз. Понимаю, что вам было тяжело в связи с мужем и все такое. Но работа не должна страдать.
Она не понимала. Ничего не понимала. Просто ни грамма.
Не говоря ни слова, я встала и вышла из кабинета. Анна-Лена вышла за мной в коридор и окликнула меня. Я сделала вид, что не слышу.
Сказать, что мне нравится здесь работать, было бы, мягко говоря, преувеличением. Бесконечные мелкие дрязги, разные мнения по поводу того, как делать работу и как ее распределять. Простые вещи усложняются, и в результате дел становится вдвое больше. Чаще всего именно мне приходится в конце концов все разбирать за всеми. А эта молодежь, которой удалось устроиться на почасовую! Разве не разумно было бы требовать, чтобы у них наличествовала хоть какая-то трудовая мораль? Они вообще плюют на старичков и выполняют только необходимый минимум. Они все усложняют, просят их подменить или звонят в последнюю минуту и сообщают, что заболели. И всегда это происходит в пятницу вечером или в понедельник утром. Я прибегаю и выручаю, когда могу. И что мне за это? Ни одного доброго слова. Мир неблагодарен.
