– Это ты в напряжении. Ты уже довольно давно все время в напряжении и в раздражении.
– Возможно, что я была немного рассеяна.
– Рассеяна? Ты просто где-то в другом месте. Когда я или Эмиль пытаемся с тобой поговорить, ты почти не реагируешь. Ты забываешь важные дела, у тебя случаются срывы. А вчера? Что с тобой произошло?
– Знаю, в последние недели все было немного странно. Но это не связано с Линой. Этого мужчину я видела уже во второй раз. К тому же я получила письмо со скрытой угрозой расправы. Но это еще не все. Я должна рассказать тебе одну вещь.
Хенрик покачал головой.
– Давай чуть попозже, хорошо? Хочешь кофе?
Не хочу. Хочу поскорее уйти отсюда. Но прежде чем я успела ответить, он сделал знак официанту. Я посмотрела в окно на набережную, пока Хенрик заказывал два кофе и отклонил предложение десерта. Солнце блестело на воде. Какой чудесный вечер! А пропасть между мной и моим мужем все растет и растет.
Пути назад нет. Я должна рассказать. Когда мы снова остались одни, я посмотрела ему в глаза.
– Хенрик, – сказал я и положила руку ему на локоть.
Он взглянул на меня, ожидая продолжения.
– Я встретила Алису.
Хенрик отложил салфетку и уперся в меня взглядом.
Я продолжала:
– На этот раз точно. Я знаю, что я права.
Тут я поняла, что говорю слишком громко. Мужчина и женщина за соседним столиком замолчали и бросали косые взгляды в нашу сторону.
– Я не хотел говорить об этом, – отвечает Хенрик. – Во всяком случае, здесь. Собирался сказать тебе позже.
– Сказать что именно? – удивилась я.
– Сегодня у меня был неожиданный визит.
Хенрик смотрел на меня невидящим взглядом. У меня засосало под ложечкой. Я не могла даже предполагать, что меня ждет, но по его лицу поняла, что это очень серьезно.
Он продолжал:
– Сегодня утром ко мне в офис пришла женщина. Сказала, что волнуется за свою дочь.
– За свою дочь?
– Ее дочь ходит к тебе на терапию.
– Что ты имеешь в виду?
– Девушка изменилась с тех пор, как начала общаться с тобой. Кажется, ты – я цитирую – «проявляешь к ней нездоровый интерес».
– Ты что, серьезно?
Должно быть, я снова повысила голос – пара рядом с нами опять покосилась на нас. Я заговорила тише:
– Так о ком речь?
Он не ответил на мой вопрос. Вместо этого он сказал:
– Этой женщине кажется, что ты настраиваешь дочь против нее. Задаешь нескромные вопросы о ее детстве, подсказывая ответ.
– Изабелла, – прошептала я.
Хенрик подался вперед и постучал указательным пальцем по столу.
– Только не говори мне, что считаешь эту самую Изабеллу Алисой.
– Эта женщина, которая приходила к тебе, – как ее звали?
– Керстин Карлссон. Она умоляла меня поговорить с тобой. Дочь ее не слушает, она, видимо, совершенно очарована тобой. Со слов матери.
– С какой стати она обратилась к тебе? Она могла напрямую переговорить со мной.
Хенрик пожал плечами.
– Какое это имеет значение? Она была встревожена.
– Угадай почему, – воскликнула я. – Угадай, почему она встревожена, Хенрик! Потому что она пытается все это похоронить. Хочет скрыть, что она натворила.
Хенрик вопросительно взглянул на меня.
– Ты хочешь сказать, что Керстин Карлссон похитила твою дочь? А затем стала манипулировать мною, чтобы ты не выяснила правду? Этого не может быть. Тебя занесло куда-то не туда.
– Откуда ты знаешь? Откуда ты можешь это знать?
– Потому что это невероятно. Потому что никто не может безнаказанно похитить ребенка в этой стране. Есть реестры народонаселения и все такое прочее. Нельзя просто появиться с чужим ребенком, чтобы никто не обратил внимания. И я сам был возле памятного камня Алисы. Она умерла, Стелла. То, что тебе пришлось пережить, было так ужасно, что кому-либо другому даже трудно себе представить. Но Алисы нет. Это ужасно, это чудовищно. Но ты должна научиться жить с этим.
– Я никогда не верила, что она умерла, тебе это прекрасно известно. Стало быть, ты думаешь, что я сошла с ума? Ты это хотел сказать, да? Что я все это придумываю в состоянии помутнения сознания?
Я поставила бокал на стол слишком резко, люди за соседним столиком снова покосились на нас и стали перешептываться.
– Пожалуйста, успокойся, Стелла! Успокойся!
– Ты веришь человеку, которого видишь впервые в жизни. И тебя совершенно не интересует, что я хочу сказать по этому поводу.
– Только, пожалуйста, не пытайся свалить все это на меня. В последнее время ты действительно вела себя странно. А эта женщина, с которой я беседовал, действительно волновалась за свою дочь. Она была в отчаянии. Не знала, что ей делать и куда податься.
– А ты просто берешь и веришь каждому ее слову?
Мой голос мне не подчинялся. Ярость, охватившая меня, была готова вот-вот хлынуть через край.
– Ты думаешь, что я зомбирую пациентов, потому что у меня бред? Ты вообще мне не доверяешь?
Хенрик пригнулся к столу.
– Ты сама говоришь: тебе кажется, что ты нашла Алису. Опять. Что я при этом должен думать, Стелла?
Он протянул свою руку к моей. Я отдернула ладонь. Складываю их на груди, смотрю мимо него.
– На этот раз все по-другому. На этот раз я точно знаю, что я права.
– Прошло больше двадцати лет, – напомнил он.
– Изабелла и Алиса – один и тот же человек. Я что, должна закрыть на это глаза?
Хенрик откинулся на спинку стула. Сложил салфетку и снова развернул ее.
– Прекрати играть с этой проклятой салфеткой! – сказала я злым шепотом.
Он отбросил ее.
– Стало быть, ты хочешь сказать, что нашла свою пропавшую дочь, – произнес он. – Человека, которого ты видела в последний раз в возрасте одного года. Ты видишь ее в одной из своих пациенток, мать которой озабочена тем, как проходит психотерапия. Это очень серьезно, Стелла. Скажи, что ты это понимаешь. Скажи, что ты хотя бы осознаешь, как все это звучит.
– Я не придумываю, – ответила я. – Мне не померещилось.
Но я сама слышала, как тоненько и жалобно звучит мой голос. У меня не получалось говорить убедительно. Я сама бы себе не поверила. Другие посетители пялились на нас.
– Ты не можешь продолжать общаться с ней как терапевт, – заявил Хенрик, – если ты думаешь, что она твоя дочь.
– Знаю.
– Почему ты не поговорила со мной? В последний раз, когда такое с тобой было, ты помнишь, чем все кончилось, как ты себя чувствовала. Я не хочу, чтобы нам пришлось еще раз пройти через все это.
