Всю ночь я спала очень плохо. Думала о том, что мы с Хенриком сказали друг другу. И о том, что не было произнесено вслух. Меня тревожило, что Хенрик волнуется. Тревожило, что он сердится на меня и что мое прошлое может испортить нам жизнь. Я прошептала, что не хочу больше ссориться с ним. Рассказала о дневнике. Что прочла в нем страницы, написанные тогда, когда я ждала Алису, когда она была маленькой. О дне ее исчезновения и о том, что было после.
Утренние лучи солнца падают на ковер. Мир застыл. Мы находились вне времени и пространства в некоем параллельном мире. Он походил на наш, но был уже не тот, в котором мы жили четыре недели назад. Мой голос звучал приглушенно, словно я рассказывала сказку. Хенрик лежал молча, внимательно слушая.
Я хотела, чтобы он понял, как мне больно оглядываться на прожитое. Как страшно проходить все это снова. Все воспоминания, все обвинения самой себе. Скорбь и тоска. Однако я не стала рассказывать о панических атаках, не стала упоминать о поездке к дому Керстин и к Даниэлю.
Хенрик сказал, что я должна была давно все ему рассказать. Ведь я знаю, что он поймет меня? Что он заботится обо мне?
Я ответила, что я боялась. Просто до ужаса.
Он не хотел, чтобы я снова плохо себя чувствовала.
Я знаю.
И еще я должна пообещать никогда больше не встречаться с Изабеллой.
Он гладил меня по щеке, вытирая слезы, которые я не могла сдержать. Потом мы занялись любовью – медленно, мягко. Я лежала на боку, он взял меня сзади. Закрыв глаза, я наслаждалась нашим хорошо знакомым ритуалом. Его упругое тело, прильнувшее ко мне сзади, мягкие прикосновения, которые становились все более интенсивными. Когда я достигла оргазма, он прошептал, что любит меня. Он проник глубоко в меня. Я сказала, что мне так хорошо с ним. Кончив, он застонал, его рука крепко сжала мое бедро.
Мы заснули в объятиях друг друга.
В середине дня мы бродили по проходам супермаркета «Сити Гросс». Самое обычное воскресенье. Я спросила Хенрика, какой сок ему взять – апельсиновый или яблочный. Потом была вынуждена вернуться за хлебом. Мы заполнили тележку продуктами, выстояли очередь в кассу, держась за руки. Я расплатилась, Хенрик уложил покупки в пакеты. Все как обычно, повседневно и скучно – и это было великолепно! Мне не приходилось думать, легче было заткнуть свою совесть, которая глодала меня. Мы пошли к «рендж роверу», вместе загрузили все в багажник. Хенрик отвез на место тележку, я завела мотор, и мы поехали домой.
На въезде на наш участок стояла собака Юхана Линдберга. На ней были надеты и поводок, и ошейник, но самого соседа было не видать. Я остановила машину, Хенрик подмигнул мне. Все это происходило не в первый раз – и явно не в последний. Муж вышел из машины и медленно приблизился к собачонке. Комок шерсти попятился, издавая громкий настойчивый лай. После нескольких бесплодных попыток Хенрик обернулся ко мне, смеясь и пожимая плечами. Я тоже вышла из машины и огляделась в поисках хозяина.
Тут показался Юхан Линдберг в неоново-желтом тренировочном костюме, облегающем его упитанное тело, и, пыхтя, подбежал к нам трусцой. Поравнявшись со мной, он остановился и уперся руками в колени. Из носа у него текло, он громко высморкался и сплюнул. Слюна шлепнулась на тротуар.
– Тереза хочет, чтобы я похудел, – произнес он, немного отдышавшись. – Говорит, я слишком толстый для потрахушек.
Я кивнула на его пояс с бутылочками жидкости и улыбнулась.
– И сколько же десятков километров ты планировал пробежать?
– Десятков? Разве пары недостаточно? Я не готов жертвовать жизнью ради секса.
Хенрик пробормотал «угу» и понимающе кивнул. Я ощутила, как он крепче обнял меня за талию. Поднять на него глаза я не решалась – тогда бы мы оба захохотали в голос. Пожелав Юхану удачи, мы сели в машину, заехали на участок и занесли пакеты в дом.
Хенрик разбирал покупки, я убирала продукты в кладовку, холодильник и морозилку. Эмиль сидел у кухонного стола, посмеиваясь над тем, как мы изображаем нашего соседа и его собачку. Когда зазвонил телефон Хенрика, я попросила его не брать трубку.
– Почему это? – ожидаемо спросил он.
– Потому, – ответила я.
Мне не хотелось, чтобы кто-то испортил нам день. Хенрик в последнее время постоянно чем-то занят. Всегда найдется кто-то, кому срочно требуется его внимание. В данный момент мне хотелось бы оставить мужа себе.
– Это может быть что-то важное, – заметил он.
– Сегодня же воскресенье, – жалобно протянула я. – Это не может подождать?
– Номер незнакомый.
– Рискни, папа! – подбодрил его Эмиль.
Я попыталась отобрать у него телефон. Хенрик засмеялся, несколько секунд шутливо боролся со мной, потом ответил на звонок. Повернувшись к нему спиной, я продолжила заниматься едой.
– Хенрик слушает. А, привет, давненько не общались.
За секунду он стал другим, напряженным и собранным. Я наблюдала за ним через плечо. Эмиль сказал, что ему надо позвонить другу и исчез в своей комнате.
– Спасибо, у нас все хорошо. Как у тебя?
Хенрик разговаривал вежливым, корректным тоном. Это не мог быть близкий знакомый. Муж отодвинулся от меня, стал перебирать почту, лежащую на столешнице. Послушал, потом сказал в трубку:
– С тех пор у нее сменился номер.
Он бросил на меня быстрый взгляд. Я изо всех сил пыталась понять, о чем речь.
– Хочешь поговорить с ней? Она тут рядом.
Жестами я попыталась спросить, кто это. Хенрик проигнорировал меня, слушая человека на другом конце провода. Молча ушел в гостиную, потом вернулся обратно, по-прежнему с телефоном у уха. Я как чувствовала, что не надо было брать трубку. Мне все это совсем не нравилось.
Прислонившись к шкафу, Хенрик засмеялся, но это не было похоже на его обычный искренний и сердечный смех.
– Спасибо, что позвонил, я это очень ценю.
Его взгляд невозможно было истолковать.
– Обязательно передам.
Я вытирала столешницу, пытаясь убрать несуществующие пятна.
Наконец он положил трубку.
Я ждала.
Он молчал.
– Кто это был? – спросила я как можно более небрежным тоном.
– Это был Даниэль, – ответил муж. – Спрашивал, нормально ли ты добралась вчера домой.
Упрекать себя задним числом – напрасная трата сил и времени. Я обычно этим и не занимаюсь. Вместо этого надо уметь делать выводы из собственных ошибок и стараться в будущем поступать по-другому. Такой совет я даю своим пациентам. Сама же я не в состоянии ему следовать.
Я корю себя больше, чем когда бы то ни было. Раскаиваюсь, что я поехала к Даниэлю. Раскаиваюсь во всем. Я должна была все рассказать Хенрику. Быть открытой и честной. Я никак не ожидала, что Даниэль решит звонить.
