– Не мог или не захотел? – спросила я.
Ульф вздрогнул. По моему тону он понял, что я раздражена. В который уже раз он допоздна болтался, напился и пришел домой пьяный в стельку. Опять поругался с женой. И во всем этом виновата его мама, которая мало им занималась, когда он был маленьким. Хнык-хнык, бедный Ульф! Бедный брошенный маленький мальчик!
Свинья. Инфантильный эгоистичный хряк.
Чего ему не хватало, так это хорошего пинка под зад. Или увесистой оплеухи. Я предлагала ему попробовать другие виды терапии, завести себе хобби, связаться с анонимными алкоголиками. Он не понимал, зачем это нужно. И продолжал повторять одно и то же, неделя за неделей, месяц за месяцем. Я была просто не в состоянии больше это выслушивать. Впервые в жизни я начала жалеть, что выбрала профессию психотерапевта.
Я бросила блокнот, который держала на коленях.
– Ульф, какого черта вы здесь делаете? – спросила я. – Какой смысл все это продолжать?
– Что вы имеете в виду?
– Почему вы продолжаете ходить ко мне? Что вам это дает? Вы просто отнимаете у меня время.
Он смотрел на меня, разинув рот, будто до него не доходил смысл моих слов. Тогда я объяснила ему, что он топчется на том же месте, как и в нашу первую встречу. Катается все в том же дерьме, совершает раз за разом одни и те же дурацкие ошибки, каждый раз используя одни и те же отговорки, а презрение к себе каждую неделю подменяется ненавистью к его бедной матери. Я пояснила, что если он не вырастет, не станет брать на себя ответственность за свою жизнь, то так и останется сидеть в трясине алкоголизма.
– Какого черта? – воскликнул он.
Тут я поднялась, подбежала к двери и распахнула ее.
– Чтобы я вас здесь больше не видела! – закричала я.
Побагровев, Ульф поспешно покинул мой кабинет. Мой коллега Йон стоял в коридоре, Рената сидела за стойкой администратора. Оба пялились на меня, перешептывались. Я с грохотом захлопнула дверь.
Вскоре кто-то постучался ко мне.
– Войдите! – сказала я.
Рената вошла, посмотрела на меня суровым взглядом.
– Стелла, я всегда прекрасно к вам относилась. Но сейчас вам точно надо подумать о тайм-ауте.
Я поняла, что она имеет в виду Лину. Все они имеют в виду Лину. Они верят, что для тех обвинений все же были основания. Заявление, поданное на меня в инспекцию по здравоохранению, было обоснованным. А теперь я вышвырнула Ульфа. Все это видели. Все знают.
У меня серьезные проблемы.
Одна в своем кабинете. Я сидела, сжавшись в кресле, за письменным столом. Выключила компьютер, достала телефон, позвонила ей. Несколько раз. Ответа не было. Снова и снова. Я сдалась. Откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Мобильник звякнул, и я поспешно схватила его. Это эсэмэска от Хенрика.
«Какого черта! Ты шутишь? Йенни, ты потрясающая! Выбери ресторан. Подозреваю, что ты мне дорого обойдешься».
Ничего не понимаю. Несколько раз я перечитала сообщение. Почему мой муж пишет какой-то Йенни? Я не знаю, кто это такая. И почему он должен повести ее в ресторан? Что все это означает?
В последнее время Хенрик все время возится с телефоном. Куда больше, чем обычно. Говорит, что много всякого по работе. Приходит домой поздно. Это случается часто. Ему звонят и шлют сообщения по будням и в праздники, днем и поздним вечером. Так это Йенни звонила вчера утром? Это ее он должен был забрать?
«Да, я уже еду. Буду у тебя минут через десять».
Ревность сжала сердце, отравой побежала по венам.
«Вы с папой разводитесь?»
В животе ныло. Я написала ответ. Удалила. Начала сначала. Снова удалила. Долго размышляла, прежде чем найти формулировку, которая не попахивает истерикой.
«К сожалению, я не Йенни. Однако охотно приму приглашение в ресторан;)»
Телефон лежал молчаливый, темный. Ожидание казалось бесконечным. Он должен был бы мне перезвонить. Интересно, что он будет говорить? Как будет звучать его голос? Прошло немало времени, прежде чем я получила эсэмэску:
«Послал тебе по ошибке Буду дома после семи».
Я встала и принялась мерить шагами комнату. Никакого объяснения, никаких извинений. Он притворяется, что ничего не произошло, словно я не догадываюсь, что у него что-то там наклевывается с этой Йенни. Я взяла большую керамическую вазу, стоящую в углу, – ту, что Хенрик подарил мне на открытие консультации. Подняв ее над головой, я изо всех сил швырнула ее об пол.
Звук оглушительный, осколки полетели во все стороны.
Я надеялась, что шума будет еще больше, что этот звук прозвучит во мне громче, чем мой гнев, и заглушит его. Однако ничего похожего не получилось.
Кричать на пациентов и бить керамические вазы явно недостаточно.
Ничто не поможет от того чувства бессилия и страха, которое меня сейчас накрыло.
Керстин
Я села на скамейку у ее дома и набрала ее номер. Изабелла не взяла трубку. Я набрала ее четыре раза, а ответа все не было. В конце концов я отправила ей сообщение. Через некоторое время пришел ответ. Она отвечала, что не слышала звонка, потому что спала. Скоро она спустится ко мне и откроет. Только сначала должна одеться. Во всяком случае, она дома. Но чем она там занималась?
Дверь распахнулась, и я встала. Из подъезда вышел светловолосый парень. Штаны на нем сидели так низко, что могли того и гляди свалиться. Он шел, засунув руки в карманы, и едва удостоил меня краткого взгляда. Вот молодежь, никакого воспитания! От одного этого можно с ума сойти.
Вскоре появилась и она. Моя большая девочка, моя красавица. Я крепко обняла ее, потом внимательно оглядела. Вид у нее был усталый. И что на ней было надето! Само собой, я подозревала, что она немного изменилась. Теперь, когда я пришла неожиданно, я увидела, как она одевается. Кофточка и джинсы бесстыдно облегали тело, показывая все ее округлости. Молодые упругие грудки, узкую талию, попочку и промежность. К тому же кофточка была слишком коротка, при каждом движении задиралась, обнажая живот. Это чудовищно неприлично. Моя дочь выглядела как проститутка. С таким же успехом она могла выйти вообще без всего.
Это все из-за Юханны. Она плохо влияет на мою дочь. В этой маленькой паршивке все отвратительно. С такими крашеными волосами, с кольцом в носу – да таких на пушечный выстрел нельзя подпускать к моей девочке!
Я внимательно рассматривала Изабеллу. Глаза у нее были какие-то странные. Неужели она пьет? Или, еще того хуже, пристрастилась к наркотикам?
– Будь осторожна, не стоит так одеваться, – предупредила я ее. – У парней только одно на уме. В таком возрасте тебе уже пора это знать.
Я увидела, как она напряглась. Наверное, это было сказано не к месту.
– Ты хорошо питаешься? – спросила я. – Ты что, похудела?
