Но тогда барменша должна была хотя бы визуально знать этого «тирольца».
Я выскочила из машины и сбежала по ступенькам в бар. Было такое ощущение, что время здесь, в этом теплом зеркальном низочке остановилось как на разбитых часах. Невольно вспомнился Блок:
… Живи еще хоть четверть века – Все будет так, исхода нет.
Барменша по-прежнему листала журнал, двое мужиков квасили. Правда, физиономии их были не так оживлены, как вначале их тихого праздника. Я посмотрела на их стаканы – белой прозрачной жидкости там оставалось совсем мало. Вот и причина упадка их настроения. Я стремительно приблизилась к стойке и снова обратилась к студенистой девице, та, заметив меня, оторвалась от журнала и с тупой невозмутимостью уставилась на меня.
– Извините, я забыла вас спросить, – любезным тоном произнесла я, – тот, в тирольской шапочке, который Веретенникова искал, он что, его приятель?
– А я почем знаю, – насмешливо хмыкнула девица, – я за клиентами не бегаю, из-за угла за ними не подсматриваю, у меня своих дел – во сколько.
Барменша в красноречивом жесте полосонула краем ладони по своей неохватной шее, состоящей из дрябловато покачивающихся слоев жира. Да у нее не два, а четыре подбородка, – подивилась я.
– Я не то имею в виду, – поторопилась я не потерять ее внимание, – вы сами этого типа в шапочке тут часто видите?
– В первый и последний, надеюсь, раз, – пренебрежительно усмехнулась барменша.
– А что такое, он вам не понравился или по счету не заплатил? – поинтересовалась я.
– Да на лице у него написано – алкаш чистой воды. Нам тут своих хватает… – развела она руками, похожими на окорочка, только не куриные, а свиные.
– Значит, вы его никогда прежде не видели, – решила я одновременно уточнить и подытожить.
– Угу, – недовольная тем, что ее вновь начали интервьюировать, вяло отозвалась барменша и уткнулась в журнал.
– А как он выглядел? – упорствовала я.
– Так ведь я вам уже сказала, в кожаной куртке, шапочке такой, – она поднесла руки к голове и пыталась что-то вылепить из воздуха, – среднего роста, носик такой маленький, а глаза хитрые.
– А еще какие-нибудь детали припомнить не можете? – Я вынула из кармана две десятки и зашелестела ими.
– Нет, не могу, что он, Том Круз, чтоб его внешность запоминать?
Она показала глазами на деньги и медленно покачала головой.
– Не надо, ну что вы!
– Ну тогда спасибо, – улыбнулась я.
– За что? – удивленно посмотрела она на меня своими водянистыми глазками.
– За информацию, – я беззлобно усмехнулась и пошла прочь.
В машине я выкурила еще одну сигарету. Кто же этот «тиролец» и что ему нужно от Ваньки? Может, Ванька с какой компанией снюхался, денег одолжил да не отдает? А что, если какой-нибудь школьный приятель объявился? Все может быть, только факт остается фактом – Ванька пропал, и я не имею понятия, как и где его искать. Ладно, не будем зацикливаться на его исчезновении. Попробуем, как говорил Ульянов-Ленин, пойти другим путем. Я достала из сумки Катькину записную книжку и принялась ее не торопясь и вдумчиво изучать.
Так, буква А. Абрамов Георгий Семенович. Дальше шел телефон, непонятно – домашний или рабочий. Альбина, телефон домашний. Ага, подружка. Катька как-то упоминала о ней, но лично я с ней не встречалась. Не довелось… Дальше – Анастасов Александр, два телефона.
Я перевернула на букву Б. Здесь была всего одна фамилия – Боярышников А. Слава богу, этого крутого парня я знала не просто со слов Катьки, а лично – вместе отмечали два раза подряд ее день рождения. Я перевернула на букву Г. Здесь был целый список. Напротив каждой фамилии был указан номер телефона, а то и два номера.
Таким образом я просмотрела всю записную книжку и выделила для себя несколько фамилий, с которых решила начать. Для собственного удобства я выбрала тех людей, которых знала лично или хотя бы один-два раза видела в обществе Катьки. Первым, кого я намеревалась посетить, был Катькин бойфренд, с которым, по моим сведениям, она не так давно рассталась. Олег Дебрянский работал начальником статотдела в одной из крупных торговых фирм Тарасова.
Я спросила себя: какой предположительно мотив для убийства Катьки мог быть у этого удачливого молодого человека из обеспеченной семьи? Ответ – личный. Месть? Возможно. Ревность? Не исключено. Катька сама, как она сказала, кинула этого маменькиного сынка. Только вот будет ли маменькин сынок мстить женщине, которая его бросила? Не вероятнее ли предположить, что он тут же кинулся рыдать в жилетку своей обожаемой мамочке или постарался забыть «неблагодарную» и «вероломную» возлюбленную? У него появился бы лишний повод убедиться в том, что лучше его мамы в мире женщины нет. Не исключено, что он завел себе новую подружку, поскромнее, попроще, не такую красивую, но понимающую и нежную. Хотя Катька, царство ей небесное, казалась мне воплощением смеющейся нежности, и если и кинула этого Дебрянского, то значит, было за что. Что ни говори, а женская солидарность – прежде всего. Солидарность – солидарностью, только вот Катька была прекрасным человеком. Были, конечно, и у нее свои слабости и недостатки – у кого их нет? Она ведь не Дева Мария или ангел небесный, хотя мордашку имела прямо-таки ангельскую.
Меня распирало от любви и нежности к погибшей подруге. Я опять чуть не заплакала, тормозя у очередного светофора. Вынула из сумки платок, промокнула глаза и запретила себе думать о том, какой замечательной была Катька, и о том, что… ее больше нет. Нет, я не сошла с ума, я знала, что никогда не увижу ее живой… Вот именно, что знала, холодным, почти научным знанием, насквозь рассудочным и несокрушимым… Но сердце еще бунтовало, не соглашалось, препиралось с ледяной столбнячной непреложностью случившегося.
Поэтому я провела психологический эксперимент – предположим, я решаю какую-то арифметическую задачу со многими неизвестными, среди которых было то «интересненькое», что стоило Катьке жизни. Почему я связала это самое пресловутое «интересненькое» с фактом смерти моей подруги? Потому что доверилась какому-то тайному инстинкту, редко меня подводившему.
Мне нужно было выяснить, откуда пришла Катька и что узнала. Вполне возможно, что я ошибалась, предполагая, что гибель моей подруги была результатом того, что она узнала что-то «интересненькое». Вполне возможно, что речь шла о каком-нибудь романтическом знакомстве, о новом ухажере, состоятельном и внимательном… Черт его знает. Судьба всякого следствия на первичном этапе – перерывать все возможные предположения, а зачастую и теряться в них. Это надо пройти, пережить, не пасть духом. Я планировала встретиться со всеми людьми, фамилиями которых пестрела записная книжка моей подруги – гигантский труд, могущий оказаться к тому же и неблагодарным. Но у меня не было иного выхода. Катька уже ничем не могла мне помочь… Там, где витала ее душа, категории нашей жизни не имели никакого веса, ибо тот чистый эфир – обиталище душ после земной смерти (в ад я не верю) – прозрачен и тонок, невесом…