За ужином Вадим потихоньку уговорил принесенную с собой бутылку. Глазки его посоловели, а нос соответственно порозовел. Он пытался и мне налить своей бормотухи, но пить я не хотела, а потому отказалась.
– Как хочешь, – без всякой застенчивости сказал он, выливая остатки себе в хрустальный стакан, – а я выпью.
– Ну все, художник, спокойной ночи. – Я прошла в спальню, достала комплект белья из шкафа и бросила на диван в гостиной.
– Постелить, надеюсь, сможешь сам, – крикнула я в сторону кухни.
Вадим вошел в гостиную.
– Оля, – произнес он нетвердо, с каким-то виноватым видом, – а может…
– А вот ты и не угадал, дружочек, – отрезала я, – мы, кажется, договорились: без глупостей.
Я ушла в спальню и заперла за собой дверь.
* * *
Когда я открыла глаза и бросила взгляд на часы, висевшие на стене, они показывали половину восьмого. В комнате было прохладно. Я надела халат и подошла к окну. Пасмурно и уныло. Когда же кончится это межсезонье? Повернула защелку на двери и тихо ступила на мягкий ковер гостиной. Вадим спал на диване, свернувшись калачиком, так и не раздевшись. Белье лежало на том же месте, где я его вчера оставила.
– Подъем, художник, – без всякой застенчивости толкнула его я и направилась в ванную.
Приведя себя в порядок, я вышла и увидела, что Вадим хозяйничает на кухне.
– Привет. – Я достала из холодильника коробку с персиковым соком и с удовольствием выпила полный стакан.
– Доброе утро, – отозвался Гончар. – Какие планы на сегодня?
– Нанесем визит Михалику, а потом, возможно, поедем к Веретенникову.
– Почему, «возможно»?
– Это будет зависеть от того, что нам скажет господин, вернее, герр Михалик, – ответила я.
После завтрака, во время которого Вадим был немного веселее, чем вчера вечером, я достала из шкафа небольшую видеокамеру фирмы «Панасоник» и положила ее в сумку вместе с «Никоном». Так, теперь одеться. Я снова вернулась в спальню. Выбрала светло-серый жакет из кашемира и прямые свободные брюки из такого же материала. Под жакет я надела черную трикотажную маечку. Взглянула на себя в зеркало. О'кей. И на деловую встречу можно пойти и в ресторан. В ресторан я, правда, не собиралась, но как можно предположить, куда тебя занесет судьба, когда ты занимаешься журналистским расследованием. Черная фланелевая куртка с красной атласной подкладкой и черные кожаные ботинки на устойчивом каблуке завершили мой наряд.
У Вадима чуть челюсть не отвалились.
– Ну ты даешь! – восхищенно воскликнул он, когда обрел дар речи. – Прямо топ-модель!
– Бери аппаратуру, художник, – я усмехнулась, – и пошли. Время не ждет.
* * *
Днем помещения «Немецкого дома» показались мне несколько другими, чем вечером. «Наверное, это от освещения», – подумала я, пересекая вестибюль. Охранник на входе подсказал, что редакция находится на втором этаже, и я направилась к широкой лестнице. Взойдя по ней, я повернула направо и пошла по коридору, устланному мягкой серо-зеленой ковровой дорожкой. Дверь редакции оказалась высокой и массивной, впрочем, как и остальные двери. Внутри было светло и просторно, стояло с полдюжины столов с компьютерами, за которыми сидели сотрудники. Почти все в черных костюмах и белых рубашках. Девушка, работавшая за крайним столом, который стоял перпендикулярно к двери, оторвалась от компьютера и подняла на меня глаза. Я подошла к ней.
– Вы говорите по-русски? – спросила я.
– Да, конечно, – вежливо, с выражением готовности помочь улыбнулась она. – Вы кого-то ищете?
– Харольда Михалика, – ответила я.
– К сожалению, он вчера уехал, – сказала она.
– Как это уехал?
Наверно, я выглядела очень бестолковой. Ну, как люди уезжают? На машинах, автобусах, поездах… Но в тот момент я не смогла придумать ничего умнее.
– Да, – подтвердила она, – уехал.
– А-а… когда он… приедет?
– О-о, – протянула она и улыбнулась, – это будет зависеть от того, как пойдут его дела в Москве. Может быть, он завтра выйдет на работу, а может, ему придется ехать в Германию. Тогда он вернется на следующей неделе.
Исчерпывающая информация.
– Нельзя ли с ним как-нибудь связаться в Москве? – Я пыталась использовать все возможности.
– Минуточку.
Девушка поднялась и подошла к полному мужчине, сидевшему у окна. О чем-то поговорив с ним, она вернулась и протянула мне желтый квадратный листочек, на котором был записан номер телефона и название гостиницы.
– Это его телефон в гостинице, – улыбнулась она.
– Я вам очень признательна, – поблагодарила я ее.
Спустившись вниз, я села в машину и, достав «Моторолу», набрала номер, записанный на желтом листке.
– Ну что? – Гончар коснулся моего плеча.
– Харольд в Москве, – ответила я, пока проходило соединение.
Наконец в трубке раздались длинные гудки. Я представила себе, как в Москве, в номере гостиницы надрывается телефон. Ждала, что сейчас Михалик снимет трубку и я услышу его голос. Но абонент не отвечал. «Наверное, завтракает, – подумала я и убрала мобильник. – Что ж, попробуем позвонить попозже».
Я запустила еще не успевший остыть двигатель и тронулась с места. Дул сильный ветер, и в разрывах между облаками пару раз даже проглянуло солнце. Я ехала вчерашним маршрутом по направлению к Агафоновке, заскочив по пути в «Электронику» за батарейками для камеры. На этот раз с разгона мне удалось преодолеть подъем, на котором я вчера бросила машину, и, свернув налево, я остановилась у дома Трофимыча.
Днем было хорошо видно, что представляет собой это сооружение. Старый, но крепкий деревянный дом, выкрашенный темно-зеленой краской. Наличники на окнах были резными, так же, как и обрамление фронтона, и покрашены в белый цвет. Было видно, что за домом следят, и хозяин не жалеет сил, чтобы он выглядел не хуже, чем у других.
Участок двора за калиткой был засыпан и утрамбован битым красным кирпичом, который приятно хрустел под ногами. За домом простирался большой участок. На нем росли плодовые деревья, листья с которых еще только начинали опадать. Участок был перекопан и через него, в дальний конец сада к туалету вела дорожка, мощенная бетонной плиткой.
Дверь в дом оказалась запертой, и я постучала. Ванька долго не открывал, и я постучала еще раз, на этот раз громче. Наконец, за дверью раздались неуверенные шаги, и я услышала заспанный голос Веретенникова:
– Кто там?
– Чужие, открывай, – встрял Гончар.
– Чужие в такую погоду дома сидят, – шутливо отозвался Иван, открывая дверь, – плюшки трескают.
Он был завернут в одеяло, на голые ноги были надеты обрезанные по щиколотку валенки.
