– Маленькие мои, – выдохнула с раскаянием, создавая привычные деревянные посудины с рыбой и подпорченными овощами, – забыла я про вас, уж простите, больше не буду! Пуль, ты ведь знаешь, когда они голодны? Так напоминай мне…
Не успели мы доесть, как в дверь постучали. Сначала негромко, потом сильнее. «Наверное, новых пациентов привезли», – сообразила я. Поспешно дожевывая кусок, сменила пижаму на голубой камуфляж и велела Пулю открыть дверь.
Возникшая на пороге Шейна всего секунду осматривала мою комнатку, потом отодвинулась, впуская в комнату того самого лекаря, который так неласково встретил нас по прибытии.
– Митс, – в ее обманчиво мирном голосе слышалось приближение грозы, – ты уже четвертый раз игнорируешь мои указания. В такой обстановке, как сейчас, это называется саботажем.
– Когда я… – оскорбленно начал он, и тут же махнув рукой, развернулся и направился прочь.
И снова не успела я даже подумать, да что там – осознать вскипевшее в душе возмущение, а Пуль уже молниеносно протянул щупальце и вернул лекаря на место.
– Что ты себе позволя… – вскрикнул тот, но разглядел, кто его держит, и обиженно поджал губы.
– Варья, – устало выдохнула наставница, сделала пару шагов и присела на край лежанки, разглядывая торопливо поглощающих еду питомцев, – отпусти Митса. Он неплохой лекарь, но справиться с целым госпиталем ему оказалось не по силам. И вроде мелкие промашки, но недопустимые. Тяжелых пациентов после лечения размещали вперемешку с легкоранеными, еду сварили одинаковую для всех, тебе я лично попросила выделить комнату побольше… Придется искать другого. Немного отдохну и что-нибудь придумаю.
– Откуда я знал! – слабо трепыхнулся в объятиях Пуля лекарь, но Шейна властно его перебила:
– Никто не в силах знать ВСЁ! И от тебя этого не требовалось, я лишь попросила точно выполнять мои указания. Но ты счел себя умнее всех или других – глупее себя, что одно и то же. И вот это опасное заблуждение. Именно из-за него сейчас наши собратья стоят на стенах осажденных городов, пытаются сдержать толпы обманутых и обезумевших мятежников на дорогах и площадях восставших городов. Иди и займись легкоранеными.
Пуль мгновенно разжал щупальце, почуяв мое внутреннее согласие с этим приказом, и Митс ушел, обиженно поджав губы.
– Эйна Шейнассия, – выступила из тени коридора немолодая женщина в синей повязке, соответствующей рангу медсестры, – а нам что делать? Эти… животные ушли, а сиделки отдыхают.
– Мураши просто проголодались, – мягко объяснила я целительнице, на этот раз опередив наставницу. – Они такие же живые, как мы с вами. Сейчас доедят и вернутся на свои места.
– А чем ты их кормишь? – робко поинтересовалась женщина. – Прости, я не из простого любопытства. Мы заметили, как они что-то ели, но покормить не удалось.
– Они едят все подпорченное. Фрукты, овощи и объедки. На них можно проверять еду, если едят – значит, уже несвежая.
– Как хорошо! – обрадовалась она и, осмелев, спросила: – А как ими управлять?
– Сказать, что нужно делать. Только попроще, как детям. Они еще учатся.
Медсестра исчезла, потом убежали и мураши. Последним ушел Котя, на котором, как мне пояснили еще вечером, катаются детишки, оставшиеся без родителей. Некоторые временно, пока отцы воюют, а матери заняты делом или лежат в палатах. Но есть и сироты. И вот за это я еще больше ненавидела князей, пожелавших пожизненной власти для себя и собственных отпрысков, независимо от их способностей и человеческих качеств.
– Теперь я начинаю бояться всех созданных существ, – тихо сказала Шейна, когда я отправила Пуля помогать мыть и переодевать раненых. – Если все они развиваются, то не станут ли в один прекрасный день опасны, как денгулы?
– Нужно изначально закладывать в них главные законы роботехники, – деликатно подсказала я. – И тогда ничего подобного не случится.
– Расскажи, – заинтересовалась Шейна.
– Их придумал Айзек Азимов, был в том мире мудрый и знаменитый ученый и писатель. Он тоже боялся, что созданные существа с развитым интеллектом восстанут когда-нибудь против своих творцов, и потому предложил еще в процессе вкладывать в разум каждого непреложный закон из трех пунктов. Первый: искусственно изготовленное или выращенное создание не может ничем навредить человеку или позволить это сделать другим. Второй: оно должно беспрекословно слушать все приказы, если они не направлены против первого пункта. И третий: оно должно заботиться о себе, если при этом не нарушает первый и второй пункт.
– Мне нужно это обдумать, – помолчав, кивнула княгиня. – А теперь я иду отдыхать.
– Шейна, а можно задать вопрос?
– Разумеется. О чем ты хочешь знать?
– Как там твои дубы? Ты же не можешь оставить их надолго?
– А я не оставляю, – мягко улыбнулась она. – Каждый день или ночь хожу проведать. А когда ухожу – оставляю в лесу за себя двух-трех двойников. Больше сейчас не могу, тут работы много. Но сосед помогает – с одной стороны у меня дубы молодого шеосса. Работать там и здесь ему не под силу, а присмотреть за тремя-четырьмя моими дубами он успевает. Хотя тоже устает. А вот с другой стороны уже я приглядываю через день за подопечными Винка. Он сейчас в самом горячем месте – во владениях князя Унгреда.
– Бес тоже там? – как-то сразу поняла я.
– Там многие из наших, – кивнула Шейна. – Большая часть пропавших артефактов обнаружена именно у князя Унгреда. Жетмос брал их у Чезена под роспись, но под личиной Клаурта и от его имени.
– Понятно… – представила я размах этой аферы и количество работы, проделанной дознавателями совета за последние дни.
Наверняка они почти не спят и едят урывками, а Дан еще на площадях успевает выступать и ко мне прибегать. Отправить ему, что ли, послание, чтобы лучше потратил это время на сон, или не стоит? Еще обидится или начнет сомневаться во мне, с него станется. Нет, не буду.
Авторитарные тетки, в открытую командующие в магазине своими зашуганными мужьями, всегда вызывали у меня оскомину, как незрелые яблоки. И стыдно за них было, и жалко. Ведь если вдуматься, не всегда же они были такими фельдфебельшами? Что-то да довело до такой жизни?
Утро предсказуемо началось со стука в дверь и торопливой просьбы как можно быстрее прийти в операционный зал. Привезли новых раненых.
Я примчалась следом за позвавшей меня медсестрой. На ходу завязывая косынку, создала чашку кофе и отставила, сделав всего один глоток. Вид юной девчонки, замотанной в свежую, но уже красневшую пятнами ткань, убил всякий аппетит.
Возникший рядом Пуль мгновенно сплел из щупалец удобное кресло, приподнял меня так, чтобы можно было доставать руками до любой точки тела пациента, и застыл, готовясь по мысленному намеку поддержать, перехватить, прикрыть. И работа началась.
Первых, самых тяжелых пациентов мы вытаскивали, не замечая никого и ничего из происходящего вокруг. А когда унесли селянина, которого мятежники бросили в горящий дом за то, что защищал последнюю корову, я почувствовала холодок в накопителе и резь в желудке.
