– Ну как ты? Получше?
– Кажется, да.
– Все, Виктория, завтра не приходи, хватит. Это уже в третий раз повторяется.
– Дядь Паш, мне нужно эту стажировку пройти. Очень нужно, мне тогда документ дадут и рекомендательное письмо напишут, мне Инга Леонидовна обещала.
– Да на хрен оно тебе сдалось, письмо это? Ясно, что работать ты кондитером не сможешь, ты же жару не переносишь.
– Переношу. Это… это просто сейчас я ослабла, у меня стресс сильный два месяца назад был. Дядя Паша, пожалуйста, не говорите начальству про то, что я в обморок упала. Факт того, что я прошли стажировку в самой «Классике», для меня как залог успеха в будущем. Ну вы же сами убедились в том, что я способная!
– Способная… горазда в обмороки падать, вот в чем я убедился. Бог с тобой, подожду эти две недели, хотя по-хорошему надо бы тебя прямо сейчас домой отправить.
– Нельзя мне сейчас домой, дядя Паш. Если я этой бумажки не буду иметь, нечего мне в той фирме делать будет.
Ильич досадливо поморщился и, вздохнув, подошел ко мне. То, что я до сих пор находилась здесь, нужно было как-то объяснить, все-таки это не профилакторий, куда люди свободно могут приходить и надолго оставаться. Я приняла ярко выраженный сочувствующий вид и ляпнула:
– Что-то врача долго нет… Павел Ильич, спасибо вам за помощь, извините, что не вовремя здесь оказалась. А… можно я еще раз приду? – спросила я и замерла в ожидании брани, коей он выразит свое возмущение. Пора тебе и честь знать, Ирина, сейчас тебе популярно это объяснят.
– Приходи, – негромко разрешил Ильич. – Напишешь свою статью, не переживай, поможем. Девчонок соберу, пускай тебе интервью дают, хоть какое-то разнообразие для них будет. А на случай этот внимания не обращай, еще и не то бывает. Сама видишь, производство у нас не самое легкое, жара, котлы тягать приходится. Со слабым здоровьем не попрешь, Вика это уже и сама понимает. Жалко мне ее, она сюда из Аткарска приехала, городок маленький, работы практически нет, вот она и расшибается в лепешку, чтобы стажировку пройти, мол, это поможет ей в другое место устроиться. Я бы ей и сам написал рекомендацию, да у нас с этим строго. Вот и придется еще две недели девчонку мурыжить… Ладно, ступай.
Я попрощалась и, в последний раз взглянув на все еще лежащую Викторию, направилась к выходу.
Глава 4
В кафе на углу улиц Набережной и Некрасова народу практически не было. Ничего удивительного, будний день, все торопятся уединиться по своим жилищам в компании с дорогими сердцу телевизорами и прочей видео– и аудиотехникой. Только я да еще какая-то молодая пара занимали два столика в небольшом уютном зальчике, стиль которого напоминал что-то среднее между традиционным оформлением деревенских изб и новомодной отделкой «новых русских» бань. Довольно незатейливо, но тем не менее мило и симпатично.
Потягивая слабоалкогольный ананасовый коктейль с мякотью – замечательная вещь! – я в который раз задавала себе очередной вопрос из разряда: «Зачем я здесь?» Нет, провалами памяти я, слава богу, не страдала, и в кафе пожаловала с вполне определенной целью. Впрочем, с нею же я позвонила в конце рабочего дня в офис Меранцевой и настойчиво попросила секретаршу Нину встретиться со мной вечером. Девушка не удивилась, мне даже показалось, что она ожидала чего-то подобного, а потому, лишь немного подумав, легко предложила устроить встречу как раз в том месте, где я сейчас находилась и где полминуты назад задала сама себе полуриторический вопрос, о котором уже упоминалось.
Это можно назвать чем угодно, банальной наблюдательностью, циничной интуицией или полумистическим провидением, но если бы я не была уверена в том, что Нина в курсе чего-то важного, то непременно еще раз сто напрягла свои умственные способности, прежде чем позвонить ей. Тем не менее я это сделала, уже находясь в неясной уверенности, что ее информация мне не понравится, и потому скрывала предстоящую встречу от своих коллег. Пришлось сказать им, что я плохо себя чувствую, и отпроситься домой на полчаса раньше. Да и ничего: все равно после вчерашнего происшествия нормально работать в студии физически невозможно. Постоянно врывается кто-то из сотрудников с дурацким выражением на лице и с порога начинает: «Ой, а я только что узнал!.. Ну надо же!»
Первым, кого я чуть не убила за подобное вторжение, был Валерий Гурьев, репортер криминальной хроники, который, возникнув в кабинете, поклонился до пола и глумливо поздравил нас с тем, что мы, как он выразился, «приехали». Правда, потом, увидев наши траурные физиономии, понял, что его юмор в данной ситуации не будет оценен, и посерьезнел. Но от этого легче не стало – чего уж там говорить, если мы действительно «приехали».
Нину я заметила только в тот момент, когда она, оглядев зал и не заметив в дальнем затемненном углу меня, собралась уходить. Я не включила бра в виде свечки над своим столиком, поэтому не было ничего удивительного в том, что девушка не разглядела меня среди остальных посетителей, которых, кстати, прибыло. Все-таки далеко не всем хочется проводить остаток дня в компании с телевизором.
– Нина! Я здесь! – окликнула я девушку и приветливо помахала ей, привстав со своего места.
Наконец, когда она уселась и сделала небольшой заказ, у нас появилась возможность поговорить. Уже с пару минут Нина вопросительно поглядывала на меня, но за этим «вопросом» угадывалась какая-то ненатуральность, словно она просто старалась скрыть свой собственный интерес в этом разговоре и ждала, пока я сама начну задавать вопросы. Что ж, так, пожалуй, и поступим.
– Вы, должно быть, были удивлены, когда я попросила о встрече, – для начала я решила успокоить девушку, продемонстрировав перед ней практически полное отсутствие своей проницательности. – Дело в том, что я никак не могу отделаться от мысли о вчерашнем убийстве. Простите, Нина, что вовлекаю вас в свои проблемы, но мне показалось, что вы как доверенное лицо Инги Леонидовны не можете не интересоваться случившимся. Кроме того, Анюта могла быть знакома с вами лично, и это еще одно очко в пользу того, что вы не можете быть безучастной. И, конечно, вас, как и остальных сотрудников «Классики», наверняка беспокоит тот факт, что убийство связано с вашей организацией, а значит, вам всем не избежать соприкосновения с официальным расследованием.
Во время моего монолога выразительное лицо Нины менялось в зависимости от того, какие слова произносила я в этот момент. Сначала оно было удовлетворенным, затем на нем проступил живейший интерес, а на смену ему пришли огорчение и скорбь, и эта реакция относилась к моей фразе о том, что Нина сильно обеспокоена делами своей начальницы. Когда она начала говорить, то к прежним эмоциям добавилось еще и жгучее желание оказаться полезной.
– Да-да, вы совершенно правы, мы все переживаем случившееся, это наша общая трагедия. Я не была близким человеком Анне, скорее наше знакомство было формальным, но ведь чисто по-человечески такое не может оставить равнодушной, правда? Тем более что я, кажется, знаю, из-за чего она погибла.
