Под 6873 (1365) годом Никоновская летопись после известия об отставке суздальского владыки Алексея сообщает: «В то же время от великого князя Дмитреа Ивановича прииде с Москвы посол преподобный Сергий игумен Радонежский в Новъгород в Нижний ко князю Борису Константиновичу, зовя его на Москву; он же не послуша и на Москву не поиде; преподобный же Сергий игумен по митрополичю слову Алексееву и великого князя Дмитреа Ивановича церкви все затвори» (42, 5).
Вчитываясь в эти скупые строки, можно прочесть нечто и «между строк». Так, примечательно, что Сергий пришел в Нижний Новгород не от митрополита Алексея (престиж которого после первого посольства и неудавшегося интердикта сильно упал в глазах нижегородцев), а от великого князя Дмитрия Московского, имя которого звучало здесь достаточно весомо.
…Не знаем, о чем говорили в уединенной беседе эти два героя своего времени. Вероятно, Сергий с Евангелием в руках призывал Бориса к смирению и братолюбию, убеждал положиться на слово митрополита и смело явиться в Москву на суд с братом перед лицом юного великого князя Дмитрия. Борис чтил «великого старца» — но ехать в Москву не хотел. Искушенный в политических интригах, он понимал, что московские правители могут использовать доверчивость и искренность Сергия в своих интересах. Стоит только Борису явиться в Москву — и дверца клетки захлопнется за ним, как за глупым снегирем.
(Политика — не дело святых. Будущее показало, что Борис имел все основания не слушать преподобного Сергия и не ехать в Москву. Два или три года спустя тверской князь Михаил Александрович явится на суд в Москву, получив гарантии неприкосновенности от митрополита Алексея. Но в Москве он будет схвачен и брошен в темницу.)
Что касается второй части сообщения Никоновской летописи — о том, что Сергий, не договорившись с князем Борисом, «церкви вся затворив» в Нижнем Новгороде, — то эта информация не заслуживает доверия. В нашей биографии преподобного Сергия Радонежского мы подробно останавливаемся на этом сюжете (101, 109).
Возвращаясь из Нижнего Новгорода, преподобный Сергий шел, вероятно, обычной для того времени дорогой: Нижний Новгород — Владимир — Суздаль — Юрьев Польской — Переяславль — Троицкий монастырь. Безусловно, он посетил Суздаль, где князь Дмитрий Константинович с нетерпением ждал исхода переговоров.
Напомним, что это был страшный для Руси 1365 год. «Великий старец» шел пешком через опустошенные чумой деревни, через темные леса и выжженные засухой поля. Воистину, это был самый бесплодный по практическим результатам, но и самый удивительный по героизму и самоотверженности миротворческий поход преподобного Сергия.
Дуумвират
Убедившись в бесплодности попыток «по-хорошему» заставить Бориса вернуться в его удельный Городец или хотя бы явиться на третейский суд в Москву, митрополит Алексей «умыл руки» и предоставил дальнейшее московским воеводам. В Москве и в Суздале начались спешные военные приготовления. Оба Дмитрия понимали, что кампания должна быть скоротечной и победоносной. Для этого требовалось подавляющее численное превосходство. Московский летописец не забывает несколькими штрихами подчеркнуть справедливость действий князя Дмитрия Ивановича, который «послы своя посылал межу их о том деле и вдасть силу старейшему на меншаго брата, князь же Дмитреи Костянтинович еще к тому в своей отчине в Суждали събрав воя многы, в силе тяжце поиде ратию к Новугороду к Нижнему и егда доиде до Бережца и ту срете его брат его молодшии князь Борис съ бояры своими, кланялся и покорялся и прося мира, а княжениа ся съступая» (43, 78).
Село Бережец находилось «на левом берегу Оки, несколько выше устья Клязьмы» (201, 226). Таким образом, Борис встретил московско-суздальское войско на самой границе нижегородских земель и великого княжества Владимирского. Между братьями начались переговоры, итогом которых стало получение Дмитрием Суздальским нижегородского стола. При этом он сохранял за собой и своими сыновьями и суздальский стол. Борис возвращался в свой удельный Городец и, может быть, получал какие-то дополнительные владения в восточных областях Нижегородского княжества (201, 227).
Чем объяснить столь необычное миролюбие князя Бориса, его готовность на уступки старшему брату? Боец по натуре, Борис готов был сражаться и в меньшинстве. Однако стоявшие за его спиной нижегородские бояре, по-купечески рассудительные и дальновидные, понимали, что вторжение московских войск в Нижегородскую землю будет опустошительным. Пользуясь случаем, москвичи не преминут отомстить своему главному на тот момент политическому сопернику — Нижнему Новгороду.
Что касается Дмитрия Суздальского, то он в этой ситуации еще более, чем обычно, не желал войны с Борисом и опустошения своих будущих владений.
Распустив полки, князья разъехались по своим «отчинам и дединам». Настало время размышлений. Московские политики отчетливо осознали, что возникший почти случайно московско-суздальский союз имеет далекие перспективы. Под властью двух Дмитриев — один из которых занимает трон великого князя Владимирского — оказывалась огромная территория от Можайска и Волоколамска до Нижнего Новгорода и Унжи. И по площади, и по численности населения владения «дуумвирата» превосходили любое русское княжество. При благоприятных обстоятельствах этот огромный массив мог стать своего рода территориальным ядром единой Руси…
Любимой темой средневековых династических интриг были матримониальные проекты. По некоторым сведениям, еще преподобный Сергий Радонежский в бытность свою в Суздале повел речь о женитьбе Дмитрия Московского на одной из дочерей Дмитрия Суздальского — Евдокии (101, 286). Впрочем, эта мысль неизбежно родилась бы и в любой другой светлой голове. Такой брачный союз должен был способствовать политическому единству тестя и зятя, укреплению доверия между ними. Наконец, опыт истории свидетельствовал о том, что зять порой становился наследником владений тестя. В случае пресечения мужской линии суздальской династии — а чума творила и не такие расправы! — сыновья московского князя и суздальской княжны будут первыми в очереди к опустевшему трону…
Брак в Коломне
За размышлениями двинулось и дело. Переговоры о свадьбе и о приданом в таких случаях затягивались на несколько месяцев. Этим и занимались московские и суздальские бояре во второй половине 1365 года. Когда всё было слажено и договорено, назвали день и место свадьбы — Коломна, 18 января 1366 года.
Обычно богатую свадьбу играли дважды: в доме жениха и в доме невесты. Но ездить из Москвы в Нижний Новгород и обратно в условиях чумной угрозы и разбойных наклонностей местных князей молодожены не хотели. К тому же тесть и зять еще недавно были непримиримыми врагами. И пировать в доме вчерашнего врага под хмурые взгляды бояр и злобный шепот челяди ни тот ни другой не считал безопасным. По всем этим, а может быть, и многим другим причинам свадьбу играли в Коломне — втором по значению городе Московского княжества, традиционном уделе старшего наследника правящего князя. Отсюда по замерзшему руслу Оки можно было сравнительно быстро добраться до Нижнего Новгорода, а по льду Москвы-реки — до столицы.
