Действия ушкуйников подрывали доходы московской казны от торговли на Волге. Тревожное ожидание большой войны с Мамаем не позволило Дмитрию Ивановичу тотчас после тверского похода заняться этим вопросом. Но придет время — и он предъявит Новгороду полный счет убытков от действий ушкуйников. Это произойдет зимой 1385/86 года, когда объединенное войско «низовских» князей обступит Новгород со всех сторон и великий князь будет высокомерно диктовать перепуганным новгородцам свои условия мира.
Глава 16
ОЖИДАНИЕ
Коня приготовляют на день битвы, но победа — от Господа.
Притч. 21, 31
Нет ничего хуже, чем томительное ожидание неизбежных и роковых событий. Всё, что в силах человеческих, уже сделано. Остается терпеливо ждать, изливая душу в безмолвной молитве. Ждать и слушать, как мерно падают в чашу вечности минуты, часы, дни…
Поход на Тверь был первой пробой сил переяславской коалиции. Прикинувшись покорным, Михаил Тверской затаился в своей обгоревшей крепости, выжидая подходящий момент для ответного удара. Нижний Новгород, едва оправившийся от набега ушкуйников, с тревогой ждал вестей с юга. Москва делала всё, чтобы укрепить шаткое единство северо-восточных князей. Дмитрий Московский понимал, что именно он — главный враг степняков вообще и Мамая в частности, что рано или поздно Степь скажет свое грозное слово. Оставалось ждать и молиться, молиться и ждать…
Он молил Бога о милости и слышал голос, который говорил с ним и повелевал им. Он чувствовал себя «царем последних времен», о котором некогда пророчествовал Мефодий Патарский, новым Моисеем, призванным вывести свой народ из египетского рабства. С этой верой он шел через любые испытания…
В этом натянутом, как тетива лука, ожидании наступил новый 6884-й от Сотворения мира год. По современному календарю это был 1376 год от Рождества Христова.
Благие вести
Рогожский летописец, словно пресытившись рассказами о грехах мира сего, начинает год с благостных сообщений о делах церковных. Изнемогавший под гнетом мусульман православный Восток с надеждой смотрел на север, где хранила чистоту православия затаившаяся в своих лесах Русь. Здесь чтили самое имя Святой земли, высоко ценили ее реликвии и с почтением относились ко всякому пришельцу из тех краев. Рогожский летописец отмечает как важное событие: на Русь за «милостыней» приехал «некий митрополит именем Марко от Святыя Богородица из Синайской горы» (43, 115). Визиты этих смиренных просителей с громкими титулами служили целительным бальзамом для израненной национальной гордости великороссов.
Вскоре вслед за митрополитом Марком явился другой высокопоставленный проситель — «некоторый архимандрит именем Нифонт, монастыря Святаго архангела Михаила, иже в Иерусалиме» (43, 115). Этот последний, по ироническому замечанию летописца, получил столь значительную «милостыню», что «тем стал на патриаршьство иже в Иерусалиме» (43, 115).
Это замечание свидетельствует не только об извечной склонности русских к едкой насмешке над собой и над окружающими. Из него явствует, что на каком-то этапе над Рогожским летописцем (или его источниками) работал человек, хорошо осведомленный в иерархических отношениях и нравах православного Востока. Воспрещенная церковными канонами практика продажи церковного сана за деньги (симония) процветала и в Святой земле.
Вслед за сообщением о приезде иноземных иерархов Рогожский летописец переходит к русским, а точнее — новгородским церковным делам. Зимой 1375/76 года новгородский архиепископ Алексей (1359–1388) объявил о том, что покидает кафедру и удаляется на покой в Деревяницкий монастырь. (Величественные храмы этой древней обители до сих пор можно видеть на северной окраине Новгорода.) Это был политический демарш, вызванный какими-то серьезными причинами, о которых летописец предпочел умолчать. Возможно, владыка Алексей, сторонник союза с Москвой, возмутился грабительским походом ушкуйников во владения великого князя Владимирского Дмитрия Московского летом и осенью 1375 года. А может быть, его уход был как-то связан с открывшейся тогда в Новгороде ересью стригольников.
Встревоженные отставкой любимого владыки, новгородцы отправились в Москву. Митрополит Алексей написал своему тезке грамоту с требованием вернуться на кафедру. После этого сторонники Алексея во главе с московским наместником в Новгороде Иваном Прокшичем отправились в Деревяницы и упросили его вернуться на кафедру. Это произошло в воскресенье 9 марта 1376 года, на праздник 40 мучеников севастийских.
Продолжением этой истории стал визит архиепископа Алексея со свитой из духовенства и бояр в Москву осенью 1376 года. Новгородцев тепло приняли митрополит Алексей и московский князь Дмитрий Иванович. Летописец сообщает точные даты этого, по-видимому, важного для обеих сторон визита. Из Новгорода караван отправился в среду 13 августа, в Москве новгородцы провели две недели, а домой вернулись в пятницу 17 октября 1376 года. Вероятно, обратный путь оказался долгим из-за начавшейся осенней непогоды. Можно с уверенностью предположить и занявшую несколько дней остановку владыки в поднимавшемся из пепла Торжке.
Активная и однозначно промосковская позиция митрополита Алексея в политических делах беспокоила патриархию, откуда одна за другой направлялись на Русь разного рода контрольные миссии. Эти незваные гости, напоминавшие о церковной зависимости Руси от Константинополя, не вызывали у русских отрадных чувств. О их приезде сообщается кратко и без комментариев, как и о прибытии ордынских послов.
«Тое же зимы приехаша из Царягорода от патриарха Филофиа некотораа два протодиакона, сановника суща, един ею именем Георгии, а другыи Иван, к Алексию митрополиту всея Руси» (43, 116).
Цель их миссии неизвестна. Судя по всему, речь вновь шла о жалобах на святителя его политических противников.
Непобедимый Ржев
Постоянной заботой Дмитрия Московского была борьба с литовской экспансией. Безусловно, литовский вопрос был одним из главных на переговорах во время визита новгородского архиепископа Алексея в Москву. «Пятой колонной» Ольгерда в Северо-Восточной Руси оказалась Тверь. Все понимали, что клятвы Михаила Тверского, данные им осенью 1375 года в осажденной Твери, будут забыты при первой же перемене в расстановке сил. В этой ситуации особое значение приобретал контроль над Ржевом — сильной крепостью на Верхней Волге, на западной границе Тверского княжества. Здесь не только пересекались водные и сухопутные дороги, но сталкивались интересы Москвы, Литвы и Новгорода. Лавируя между тогдашними «великими державами», Ржев стремился сохранить независимость.
Согласно летописным известиям, в 1376 году (вероятно, осенью, после переговоров с новгородцами) Дмитрий Московский предпринял очередную попытку захватить Ржев. Туда он отправил с войском Владимира Серпуховского. Вероятно, Дмитрий обещал кузену в случае успеха присоединение Ржева к его владениям. Однако 23-летний Владимир не сумел решить поставленную задачу ни военным, ни дипломатическим путем: «…он же стоя у города 3 недели, посад пожже, а города не взя» (43, 116).
