Примечательно, что этот набег состоялся незадолго до нашествия посланного Мамаем «царевича» Бегича на рязанские (и далее — московские) земли и битвы на реке Воже 11 августа 1378 года. Отправляя отряд в набег на Нижний Новгород, Мамай хотел запугать суздальских князей, заставить их остаться в своих собственных владениях и не участвовать в назревшем московско-ордынском столкновении.
Наученная горьким опытом трагедии на Пьяне, нижегородская сторожевая служба вовремя заметила приближение татар. Князь Дмитрий Суздальский, находившийся тогда в Нижнем Новгороде, как и год назад, не решился вступить в бой с татарами и предпочел бегство — на сей раз в удельную столицу своего брата Бориса — Городец. Этот город, расположенный на Волге в 50 верстах выше Нижнего Новгорода, был для Дмитрия удобным транзитным пунктом в случае дальнейшего бегства от татар. Горожане последовали его примеру и разбежались кто куда, оставив опустевший город на произвол судьбы.
Но когда первый страх прошел, Дмитрий Суздальский решил напомнить о себе и предпринять какие-то действия. Желая спасти Нижний Новгород от повторного разгрома, он предложил степнякам выкуп. Однако то ли выкуп показался ордынцам слишком малым, то ли они имели строгий наказ Мамая не вести переговоров с русскими, — но это предложение было отклонено. Нижний Новгород и его окрестности вторично были разграблены и выжжены татарами. Главная святыня города — Спасский собор — подверглась полному опустошению. Даже иконостас и медные позолоченные двери были сожжены — безусловно, с назидательной целью.
Предложенный Дмитрием Суздальским выкуп был своего рода «частной сделкой» с нагрянувшими в город татарами. Такая уступка их не устроила. Судя по всему, они требовали выплаты всей суммы ордынского «выхода». Начиная с 1374 года, когда началось «розмирие» русских князей с Мамаем, дань в Мамаеву Орду не выплачивалась. Возможно, задержки дани начались уже в 60-е годы в связи с «замятней великой» в Орде (206, 70). За эти годы накопилась значительная сумма, которую Дмитрий Суздальский при всем желании сразу выложить не мог. Ему оставалось только, затаившись в Суздале, под прикрытием великокняжеского Владимира, ждать исхода московско-ордынского противостояния.
И ждать ему оставалось недолго…
Гробница в Чудовом монастыре
12 февраля 1378 года ушел в лучший мир 85-летний митрополит Алексей. Вместе с митрополитами Петром и Ионой он со временем будет прославлен как один из трех великих святителей — столпов Московского государства.
В судьбе князя Дмитрия Московского митрополит Алексей сыграл важную, но во многом уже непонятную для потомков роль. Своего рода «точкой пересечения» судеб великого князя и святителя стал древний Чудов монастырь — одна из главных святынь Московского Кремля, смятенная с лица земли железной метлой воинствующего материализма. Но ничто не мешает нам хотя бы мысленно перенестись в далекое прошлое и постоять в задумчивости перед вратами знаменитой обители…
В 1365 году митрополит Алексей основал в Московском Кремле монастырь, собор которого был посвящен важному церковному празднику — Чуду архистратига Михаила «иже в Хонех».
«Чудо в Хонех», символизировавшее не только торжество христианства над язычеством, но и вообще неожиданное спасение христианина вмешательством Небесных сил, церковь вспоминала 6 сентября. Вероятно, с этим днем были связаны и какие-то личные воспоминания митрополита Алексея. Обычай предписывал строить храмы в честь святого или праздника «счастливого дня». Святитель соблюдал это обыкновение. Известно, например, что на обратном пути из Константинополя в августе 1355 года Алексей едва не погиб, когда его корабль попал в сильный шторм (124, 182). В минуту крайней опасности святитель дал обет: построить храм в честь того святого или праздника, который будет вспоминаться в день, когда он сойдет на берег. Корабль достиг берега 16 августа, в день празднования знаменитого образа Спаса Нерукотворного. В память об этом несколько лет спустя митрополит основал в Москве Спасо-Андроников монастырь.
Ряд памятных для митрополита Алексея дат можно продолжить путем простых подсчетов. Вступив на берег 16 августа (вероятно, в Каффе), святитель мог добраться до Киева и подготовиться к торжественному восшествию на кафедру примерно за две-три недели. Саму церемонию интронизации епископы и митрополиты обычно совершали в воскресенье, когда свободный от трудов народ стекался в городской кафедральный собор. Именно на этот день недели — воскресенье — и приходилось 6 сентября 1355 года. Взойдя на кафедру в день памяти архангела Михаила, Алексей как бы отдавал себя под покровительство предводителя небесного воинства. Зная властный характер святителя, можно думать, что образ небесного воина был ему особенно близок.
Митрополит не жалел средств для благоустройства Чудова монастыря. Он выстроил там каменный храм и трапезную палату, наполнил монастырскую казну доходами от сел и деревень. При этом Алексей ввел в обители так называемый «общежительный» устав, при котором упразднялась частная собственность и торжествовал принцип формального равенства иноков: одинаковая одежда и обувь, общий стол, непрерывный труд, строгая дисциплина. Точное соблюдение иноками общежительного устава ассоциировалось с понятием «высокого жития».
Приближаясь к концу своего земного пути, Алексей выразил желание быть погребенным не в митрополичьем Успенском соборе, а в Чудовом монастыре. Трудно сказать, какие чувства и мысли заставили его отказаться от посмертного соседства со святым митрополитом Петром и ученым греком Феогностом. Агиограф объясняет дело особым смирением митрополита — необходимым качеством прославляемого святого. Алексей не считал себя достойным занять место рядом с гробницами столь великих мужей.
Житие святителя особо отмечает еще одно необычное пожелание Алексея: быть погребенным не в стенах собора Чудова монастыря, а снаружи, близ алтаря. Это также следовало понимать как проявление крайней скромности святителя: внутри церкви хоронили только самых знатных духовных и светских лиц.
Настал час исполнить последнюю волю покойного. Под стеной собора уже выкопана была глубокая могила. Но здесь в дело вмешался великий князь Дмитрий Иванович. Он приказал похоронить митрополита внутри собора Чудова монастыря, на самом почетном месте — близ алтаря.
«Егда же преставлешеся, заповеда князю великому не подвел е положите себе в церкви, но внеуду церкви за олтарем, тамо указа место и ту повеле положитися конечнаго ради и последняго смиренна. Князь же великии никакоже не сотвори того, не въсхоте положите его кроме церкви, таковаго господина честна святителя, но въ церкви близь олтаря положи его съ многою честию» (43, 124).
В летописи, как и в житии, каждый персонаж говорит и действует в соответствии со своим положением. Такое явление принято называть «литературным этикетом». Святитель проявляет должное смирение перед Богом и людьми, а великий князь — должное почтение святителю.
Однако литературный этикет не был чистой абстракцией. Он не только в известной мере отражал реальность, но и влиял на реальное поведение людей.
