– Благодарим, пришлец справедливый, – обрадовалась Матильд, и тело девчонки незаметно уплыло за распластанные спины.
– Встать! – приказал Тимур.
Матильд повиновалась. Вблизи толстуха не казалась такой уж отвратительной. Глухой фартук целомудренно прикрывал ее спереди, и если бы не болезненная желтизна в глазах, могла сойти за вполне милую тетку, конечно, для ценителя сдобы. А застенчиво спрятав за спину ручки, она и вовсе обернулась нашкодившей первоклашкой.
– Зачем вы меня поймали?
– Так ведь ты же пришлец, – неуверенно ответила Матильд.
– Я Тимур!
– Прости, Тимур лютый, не ведали! – Она порывалась бухнуться в ноги, но герой стоял близко, а подруги распластались позади. Так что Матильд обошлась глубоким поклоном и добавила:
– Честь для нас, ты первый пришлец, кто нас избежал.
– И что бы вы со мной сделали?
– Так ведь как полагается…
Подробности узнавать расхотелось, и Тимур тему сменил:
– Салаха знаешь?
– Как не знать, такой знатный…
Машку можно было называть как угодно, но только не «знатной»: папа – автомеханик, мама – сборщица, с аристократическими кровями ей не повезло.
– И чем это она… то есть он, такой знатный?
– Так ведь противец страшный…
Тимур был не уверен, что понял правильно, но показывать поверженному врагу незнание местных смыслов не стал. Известно главное: глабы даже не представляют, кто его освободил, и уж тем более не жаждут отмщения. И тут в голову Тимуру пришла прямо-таки блестящая мысль:
– Матильд, веришь, что я могу тебя отпустить прямо сейчас?
Тетка боязливо потупилась:
– Как не верить, такой страх…
А стадо плаксиво затянуло хором:
– Тимур лютый, помилуй нас…
– Отвечай, как перед карающим судьей… – грозно возвысил он голос.
– Уж как иначе, лютый…
– Где выход?
Матильд отважно уставилась желтыми глазищами и отчеканила:
– Выхода нет.
Тимур сумел не дрогнуть и не показать виду, что милая глаба убила последнюю искру надежды. Как ни странно – стало легче. Не надо сомневаться, верить, надеяться, все ясно окончательно. Пора выживать. Откаты точно никому совать не придется.
– Точно нет?
– Коли б был, разве ж это все надо… – И Матильд по-хозяйски повела рукой по цеху, указывая на коконы с тихой гордостью.
– Что в них?
– Так ведь мясцо спеет, что ж еще?
– А потрошки где?
– И потрошки есть, и мозгочки свежие, всего дадим, лютый. Хоть и дела теперь пошли – хуже некуда.
– Что так? Кризис? – Победитель позволил себе иронию.
– Пришлец не идет. Ты вот избежал, одного еще достали, так ведь такой дохлый, что накормили да отослали, что с него вырастет. Вот только одного девца-пришлеца и раздобыли, так-то вот.
– А у того, дохлого, очки были?
– Дужки одни круглые.
Тимур насторожился:
– Когда его отпустили… тьфу, то есть выпустили?
– Ты избежал, так его привели.
– Куда ушел, знаешь?
– Как не знать. Сказал, что в Пустом цеху схоронится.
Положив лом на плечо, Тимур легонько толкнул Матильду щитом, от чего складки жира закачались, и скомандовал:
– Показывай дорогу.
32-й до Эры Резины
Ближний путь пролегал через обитель глаб. Шлепая голыми пятками и раскачиваясь, точно перегруженный пароход, Матильд пересекла цех и открыла в дальнем его конце дверку. Ход вел через неширокую улочку в соседний цех. Там Матильд с трудом поднялась по пожарной лестнице, вызывая неизбежный вопрос: как с такой прытью можно охотиться на пришлецов; затем прошла по коридорчику и вывела Тимура к зеву вентиляционный трубы.
– Туда, пришлец лютый. Сама приведет…
– Дамы вперед.
Матильд покряхтела, но повиновалась безропотно. А вот победитель глаб пожалел: перед носом елозили студенистые половинки задницы во всех анатомических подробностях, от которых разило так… В замкнутом контуре трубы дышать было нечем, Тимур вдыхал ртом, чтобы не чувствовать нестерпимую вонь, забыл считать повороты, не представляя, где они сейчас ползут, и жаждал скорее выбраться. Клаустрофобия тихонько шепнула: я уже начинаюсь? А еще пришлось волочь с грохотом и скрежетом свой щит и меч. Без них было страшновато остаться наедине с безоружной глабой.
Впереди очертился контур мертвого вентилятора, между лопастями хватало места для худощавого тела. Но глаба и не думала отступить, она уперлась лбом и принялась напирать так, что металлический лепесток крякнул и покорно загнулся под недюжинной силой. Она втиснулась в дырку плечами, покрутилась, как медведь в берлоге, расширяя пространство, – и вот проход готов. Тимур прополз в дырку, даже головы не нагнув.
Матильд внезапно уменьшилась в объеме и, охнув, исчезла. Как раз чтобы Тимур успел задержаться перед обрывом. Вентиляция резко уходила вниз. Там, внизу, Матильд лежала на спине, как жук, и не могла подняться, беспомощно шевеля конечностями. Тимур мстительно спрыгнул ей на живот, оказавшийся мягче перины. Матильд застонала.
Тимур съехал с жиров и благородно помог даме встать.
– Здесь?
– А как же… – тяжело дыша, прошептала она.
– Обманешь – порву на котлеты.
– Да что ты! Разве можно… Мы понимаем ведь… Избавь меня, пришлец лютый.
– Ладно, вали отсюда. Но помни: я за тобой наблюдаю. – Тимур строго погрозил пальцем.
С трудом поклонившись, Матильд потопала восвояси.
Цех оправдывал название. Все, что Тимур видел до сих пор, даже близко нельзя было сравнить с просторами Пустого цеха. Потолки темнели где-то в заоблачной вышине, а другая стена терялась вдали. Но ничего более примечательного, чем слой мусора, закрывавшего бетонный пол, тут не было.
Тимур кашлянул раз, потом другой и обнаружил, что изрядно задохнулся в трубе, дышать стало трудно, словно легкие забили песком.
Внимательный осмотр не обнаружил живой души. Наверное, Дохлик прятался, маскировался. Как ему выжить иначе?
Тимур пошел по мусору, не глядя под ноги, и крикнул:
– Дима!
Ему ответило долгое-долгое эхо.
– Димка! Вылезай! Не бойся! Это я Тимур!
«Ур-ур-р», – отозвалось эхо.
Невдалеке произошло движение, мусорная кучка распалась, и над ней открылась голова, прикрытая куском резины. Пялились напуганные глаза, впрочем, совершенно белые, и молодое чистое лицо. Парень следил из укрытия и не подавал признаков того, что хочет знакомиться.
