– Хочешь быть за нами? – спросил вождь, раздумывая о своем.
– Опять три условия зададите?
– Зачем? – встрял Мик.
– Месрезы уже меня принимали…
Смеялись на все голоса, кроме Машкиного, но Чингиз быстро подвел черту:
– Этого не может быть. Ты ошибся.
Тимур уже собрался возразить, но помешала Машка:
– Отвечай: согласен?
– Нет вопросов, конечно, согласен…
Последовало холодное знакомство. Мика, оказалось, зовут так, а рыжего амбала – всего лишь Кортес.
– Боксер?
– Дальнобойщик. – Верзиле ошибка понравилась.
Стриженая боевичка была названа Батыем, про Машку сказано что-то невнятное, а про себя Чингиз и вовсе забыл: вождь, что тут говорить. На этом представление окончилось. На всякий случай Тимур спросил:
– Мне что-нибудь полагается сказать?
Чингиз насторожился:
– О чем ты?
– Клятва, что-нибудь вроде «прими или отпусти». Может, контракт подписать?
Чингиз оглянулся, бойцы смотрели сурово.
– Рады принять тебя, пришлец. Будет тебе дело, раз так хочешь…
Однако что именно потребуется от новичка, пояснить отказался, хмурым взглядом окинул вновь принятого и пробормотал:
– Ловкий ты, пришлец, уже до таможни добрался… Может, и в самом деле…
– Что «в самом деле»? – спросил Тимур.
Но вождь уже натянул на лицо непроницаемость:
– Салах обучит тому, что должно.
28-й до Эры Резины
Улицы, пустынные днями, захватило пиршество. Повсюду грудились обитальцы Треугольника с раздутыми животами, лу`жники валялись вперемешку с торбниками и живцами в пьяном отупении, сытно рыгали и таращили разноцветные глазенки. Кто смог – обжирался до потери сознания и, перемазанный кровью, отдыхал под свалившимся счастьем. Дремали в собственной блевотине, прижимая обглоданные куски мясца.
Было мирно, но Машка сохраняла бдительность. Обойдя очередное тело, тревожно заметила:
– Беда пришла… Из-за тебя.
Тимур не смог проникнуться горем, потому что поспевал кое-как:
– Ну, и что? Наелись досыта. При чем тут я?
– Уничтожено все мясцо.
– Глабы новое нарастят.
– Ты глуп, пришлец. Знаешь, что будет?
– Наверное, все то же…
– Ну, так скоро узнаешь…
– Ма… Салах, а ты противец?
Она резко затормозила:
– Кто назвал тебе этот клич?
Опять прыжок настроения, просто качели бешеные, такой характер даже Треугольнику не выправить.
– Матильд. Что он значит?
Сделав вид, что оглохла, Машка заспешила. Зараза такая.
В животе хлюпала водица, которой Тимур выпил слишком много. Заглушить отвратительные звуки он постарался болтовней:
– Когда начнешь обучение? Старший ведь приказал. Вдруг поручит сложное дело, а я не готов. Не хочу провалить, а то перед Чингизом будет неудобно.
Решительная девица указала на стену глухого брандмауэра:
– Здесь выберешь оружие.
На все пространство красного кирпича приходилась лишь драная дверь, над которой скособочилась вывеска из куска жести с подтеками букв: «Отпущалки».
– Заплатишь, сколько попросит.
Наверняка какой-нибудь подвох. Поправив шлем, Тимур постарался нащупать:
– Подскажешь, что выбрать? Может, последнюю модель махобоя?
– Бери то, с чем сможешь справиться.
– А ты?
– Буду ждать здесь.
– Слово, Салах?
– Да ты совсем обнаглел, пришлец…
Машка окрысилась, но что-то вроде обещания бросила.
Замок давно сгнил, петли рахитично погнулись, обнажив ржавые штыри. Дверь скособочилась, угрожая отвалиться.
Внутри Тимура встретила приличная темень. Чадила горелка, сделанная из артиллерийской гильзы, рядом с ней виднелась одинокая согбенная спина. Взлетала цыганская игла устрашающего размера. Хозяин, занятый штопкой, поздоровался с покупателем:
– Чего надо?
Худую мордочку украшал монокль, какие водятся у природных аристократов, над сморщенным лбом гордо торчал седой хохолок. Лавочник походил на больного попугая, выкинутого на помойку.
– Мне бы оружие… – неуверенно попросил Тимур.
– Нету. Уходи, пришлец.
Такой прием был не в диковинку, а потому, не вдаваясь в уговоры, гость шибанул по двери так, что она распрощалась с изрядным кусом фанеры, подобрал за порогом увесистый обломок кирпича и метко бросил в согбенный хребет. Снаряд обязан был угодить в цель, ему просто некуда было деться, но вдруг отлетел, молниеносно отбитый чем-то резиновым. При этом лавочник не очень шевелился, так и сидя спиной к Тимуру. Не оборачиваясь, предложил:
– А ну, еще…
Выскочив, Тимур подхватил стальную арматуру, услужливо валявшуюся в пыли, и побежал на врага. Замахнулся на безоружную спину и со всей дури ухнул по ней. Удар должен был оставить мокрое место. Но железяка пролетела в пустоте и потащила за собой. Увернувшийся хозяин подставил подножку – Тимур растянулся беспомощно и жалко.
– Ловкий пришлец, попробуй еще раз…
Это было уже откровенное издевательство. В пыли и ярости Тимур совершенно забыл, для чего сюда наведался, и принялся рубить с плеча. Со страшным грохотом арматура крушила невинные вещи, а владелец лавки не прятался и не убегал, но оставался неуязвим. Тимур махал арматуриной из последних сил, а наглец даже не задохнулся и монокль не уронил. Наконец, победитель глаб исчерпал запал.
Хозяин как ни в чем не бывало похлопал его по плечу:
– Ай, молодец.
– Отойди… хуже будет… я лютый…
– Да, знаю. – Дядечка печально вздохнул, подобрал горелку и зажег прятавшиеся где-то светильники. Конурка осветилась дрожанием оранжевых язычков, с дымком и чадом. Открылись следы лихой атаки: переломанные коробки, искореженные трубы и разбросанные жестяные банки. Скорее всего лавка когда-то служила котельной.
– Извините, – пробормотал Тимур и отшвырнул железку.
– С пришлецами бывает… Месреза одолел, глаб отпустил, Салаху устоял, такому герою – зачем оружие?
Отчего-то Тимур смутился, захотелось все бросить, пусть Машка издевается и даже отпустит к чертям своим махобоем. Но сдержался и проговорил:
– У меня тут дело намечается…
– Чем платить будешь?
