Тимур не спеша подбрасывал в огонь последние крохи отката, пока Дохлик съел колбасу и тщательно облизал пальцы.
– У меня есть немного Тёплой Водицы, – предложил он. – Хотите… То есть хочешь?
Организм радостно отреагировал на предложение, но Тимур отказался себе назло и повторил вопрос:
– Так что про Темнеца?
– В сумме мало известно. Говорят, появился как обычный пришлец, но однажды ему удалось открыть источник. Одни говорят, что он нашел великий дар Резины, другие считают, что получил какую-то силу, делающую его неуязвимым. Я подслушал, как торбники обсуждали несметное богатство, которым владеет Темнец. Ходят слухи, что он хочет одарить этим богатством всех, избавив от страданий, голода и жажды, сделав каждого обитальца Треугольника счастливым.
– Что же тут плохого?
Дима вытащил из стопки две книги и спросил:
– Надо огонь поддержать, как думаешь, кем?
Выбирать предстояло между засаленным томом «Мастера и Маргариты» и не читанным «Войной и миром».
– Да хоть обе. – Тимуру было глубоко безразлично – он читал биржевые сводки.
– Тогда выберу я. И приговариваю к сожжению вот эту… – Дохлик отшвырнул томик в темноту, а другой неожиданно ловко разорвал на половинки, распушил листы и отдал огню; бумага принялась быстро, костерок так разыгрался, что прихватил шашлычки. – Давно мечтал это сделать. Хорошо горит, ошибся автор. За что и наказан. Как приятно быть палачом, как приятно очищать мир от мерзости, столько лет пачкавшей умы. Туда ей и дорога, в пекло.
Глаза Дохлика блестели нехорошим, почти сумасшедшим энтузиазмом
Тимур подобрал шампур:
– Если Темнец такой правильный, за что на него взъелись противцы?
Дима вздрогнул, словно очнувшись после тяжкого оцепенения:
– Я не знаю. Никто не знает.
– Не хотят стать счастливыми?
– Наверное, хотят, но по-своему… Темнец может дать значительно больше, несравнимо больше.
– И что же?
– Вот это и есть тайна. Может быть, противцы что-то знают и пытаются помешать.
– И все это счастье Темнец даст вот так каждому, за здорово живешь?
– Лизнецы шептались, он просит только…
– Душу?
– В Треугольнике, как ты знаешь, один закон: Ночь. Темнец хочет утвердить новый закон. Для этого ему нужна преданность.
– Мура какая-то. – Тимур протянул Дохлику опаленные шашлычки. – Ешь, философ.
– Я математик… А ты по-прежнему не хочешь мясца? Не можешь забыть, что это глабятина? Зря. Это только еда. В Далёке делают то же самое куда изощренней. Не замечал разве?
Запах жареного приятно щекотал ноздри. Тимур не разрешил себе прикоснуться к человечине еще раз, взял из стопки книгу, чтобы пустить в костер. Дохлик вдруг уронил шашлычок и уставился на обложку:
– Давай не будем ее сжигать?
Тимур равнодушно протянул ему бумажный кирпичик.
– Любимая книжка детства?
Дохлик бережно принял томик.
– Просто самая лучшая из всех.
– «Над пропастью во ржи»? – прочитал Тимур на обложке. – Хрень занудная.
– Ты послушай! – воскликнул Дима и принялся читать: – «Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверное, я дурак». Дима смущенно замолчал.
– Точно: дурак, – согласился Тимур.
Ему стало неловко и тоскливо, словно он оказался в компании, с которой не поддержать разговор, потому что мозгов не хватает.
– Скоро здесь случится что-то важное, я это чувствую, – вдруг сказал Дима. – И все чувствуют. Не зря ты… то есть кто-то отпустил глаб.
– Что же нам делать?
За стеной разнесся шум. Это был не глас и не звуки охоты, а словно катился горный обвал или двигалась маршевым порядком армия, или погонщики перегоняли стадо.
Дохлик набросил на огонь лист фанеры, затоптал его, погрузив библиотеку в полную черноту. Лишь из-под краев листа светились последние угольки. Запахло дымом.
Шум двигался мимо, не стихая.
– Что это? – прошептал Тимур.
– Понятия не имею.
– Зачем костер погасил?
– Если не знаешь, с чем имеешь дело – берегись. В Треугольнике так.
На улице затихало, как будто поток истощался, уносясь вдаль. Тимур предложил взглянуть, что там.
Дохлик повел наверх, нащупал железную лесенку, полез первым, откинул люк и вылез на крышу. Его силуэт показался в прорези ночного неба. Дул ветерок, холодный осенний, но живой. За высокими крышами корпусов дрожало сияние ночного города, пульсировало фонарями и вывесками, такое близкое и недоступное. У них там вечер с телевизором или водкой. Люди в гости друг к другу наведываются, а может в клубы. А тут, рядом, за стеной… Ничего не знают. Счастливцы.
Дима лег на живот у самого края крыши, Тимур опустился рядом.
Внизу оказалось темно и черно, но даже в этой мгле было заметно: по улицам и закоулкам двигаются обитальцы. Прижимаясь к стенам, они старались быть незаметными, но упорно стремились в одном направлении. Где-то там, в глубине завода была цель, ради которой они шли и шли. Что было там, ради чего все не испугались Ночи?
Тимур осторожно толкнул приятеля.
– Понятия не имею, – прошептал Дохлик. – Такое вообще впервые вижу. Гласа даже не было. Не понимаю, что это.
– Кто там?
– Да все, кто есть в Треугольнике. И что они собрались делать Ночью?
От высоты голова закружилась, Тимур отсел подальше и притянул к себе Димку:
– Вот что, брат, дай мне слово, что выполнишь просьбу.
– Хорошо, пожалуйста. – Лицо Димки плохо различалось в темноте.
– Даешь честное слово математика и друга?
– Честное слово… Что я должен сделать?
– Отведи меня к Темнецу.
Дохлик дернулся, но держали его крепко.
– Слово дал. За базар надо отвечать. И не ври, что не знаешь, где его найти. Я понял: ты говорил с ним, ведь так? Так? Вот и молодец… Что ему обещал или он тебе – не мое дело. А вот повидать его мне надо. Очень надо. Помоги, друг.
Парень ловко вывернулся и отсел, потирая плечо:
