– Я так не думаю!.. – быстро заговорил Стоун. – Совсем не думаю! Кто вам сказал, что я так думаю?..
Марк не ответил, увидев, что прямо к ним идет и. о. В следующие недели он понял, что тот бродит по всему институту. Нельзя было сказать, что он подсматривает, – о приближении его оповещал скрип ботинок, а часто и мычание. Иногда его видели издалека, ведь он был высок, а если бы не сутулился, был бы даже очень высоким; и нередко лицо его, обращенное прямо к вам, возникало над толпой. На сей раз Марк впервые заметил эту вездесущность и подумал, что худшего времени и. о. выбрать не мог. Он шел к ним медленно, глядел на них, но нельзя было понять, видит он их или не видит. Говорить они больше не смогли.
Выйдя к чаю, Марк увидел Феверстона и поспешил сесть рядом с ним. Он знал, что в его положении нельзя навязываться, но ему было уже совсем худо.
– Да, Феверстон, – бодро начал он, – никак я ничего не разузнаю, – и перевел дух, увидев, что тот улыбается в ответ. – Стил меня, прямо скажем, принял плохо. Но и. о. и слышать не хочет об уходе. А Фея просит писать в газету статьи… Что же мне делать?
Феверстон смеялся долго и громко.
– Нет, – продолжал Марк, – я никак не пойму. Попробовал прямо спросить старика…
– О господи! – выговорил Феверстон и засмеялся еще громче.
– Что же, из него ничего нельзя вытянуть?
– Не то, что вы хотите, – сказал Феверстон и прищелкнул языком.
– Как же узнать, чего от тебя ждут, если никто ничего не говорит?
– Вот именно.
– Да, кстати, почему Кэрри думает, что я ухожу?
– А вы не уходите?
– И в мыслях не имел.
– Вон как! А Фея мне сказала, вы остаетесь тут.
– Неужели я буду через нее просить отставки?
Феверстон весело улыбнулся.
– А, все одно! – сказал он. – Захочет ГНИИЛИ, чтоб вы еще где-то числились, будете числиться. Не захочет – не будете. Вот так.
– При чем тут ГНИИЛИ? Я работал в Брэктоне и работаю. Им до этого дела нет. Я не хочу оказаться между двумя стульями.
– Вот именно.
– Вы хотите сказать?..
– Послушайте меня, подмажьтесь поскорей к Уизеру. Я вам помогаю, а вы все портите. Сегодня он уже не тот. Расшевелите его. И, между нами, не связывайтесь вы с Феей. Наверху ее не жалуют.
– А Кэрри я написал, что это все чушь, – сказал Марк.
– Что ж, вреда нет, письма читать приятно.
– Не выгонят же меня, если Фея что-то там переврала!..
– Насколько мне известно, уволить могут только за очень серьезный проступок.
– Нет, я не о том. Я хотел сказать, не провалят на следующих выборах.
– А, вон что!
– В общем, надеюсь, что вы разубедите Кэрри.
Феверстон промолчал.
– Вы ему объясните, – настаивал Марк, зная, что этого делать не надо, – какое вышло недоразумение.
– Что вы, Кэрри не знаете? Он на всех парах ищет замену.
– Вот я вас и прошу.
– Меня?
– Да.
– Почему же меня?
– Ну… Господи, Феверстон, это же вы ему первый подсказали!
– Трудно с вами разговаривать, – сказал Феверстон, беря с блюда пончик. – Выборы через несколько месяцев. Могут вас выбрать, могут не выбрать. Насколько я понимаю, вы меня заранее агитируете. Что я могу вам ответить? Да ну вас совсем!
– Вы прекрасно знаете, что и речи не было о моем уходе, пока вы не подсказали Кэрри…
Феверстон критически осматривал пончик.
– Замучаешься с вами, – сказал он. – Не можете постоять за себя в колледже, так при чем тут я? Я вам не нянька. А для вашего блага посоветую: ведите себя здесь поприветливей. Неровен час, станет ваша жизнь… как это? «Печальной, жалкой и ненужной».
– Ненужной? – сказал Марк. – Кому я не нужен, нам или им?
– Я бы на вашем месте не подчеркивал этой разницы, – сказал Феверстон.
– Запомню, – сказал Марк и встал из-за стола, но обернулся еще раз. – Это вы меня притащили. Я думал, хоть вы мне друг.
– Нет, от романтики не вылечишь! – сказал лорд Феверстон, растянул рот до самых ушей и сунул в него пончик.
Так Марк узнал, что если его выгонят отсюда, его не примут в Брэктоне.
3
Джейн все эти дни бывала дома как можно меньше и читала в кровати как можно дольше. Сон стал ей врагом. Днем она ходила по городу под тем предлогом, что ищет новую «девушку», и очень обрадовалась, когда на улице ее окликнула Камилла Деннистон. Камилла вышла из машины и представила ей высокого темноволосого человека, своего мужа. Оба они сразу понравились Джейн. Она знала, что Деннистон когда-то дружил с Марком, но сама его не видела; а сейчас удивилась, как удивлялась всегда, почему нынешние друзья ее мужа настолько ничтожнее прежних. И Уодстен, и Тэйлор, с которыми он еще знался, когда она познакомилась с ним, были несравненно приятней Кэрри и Бэзби, не говоря о Феверстоне. А муж Камиллы оказался лучше всех.
– Мы как раз к вам, – сказала Камилла. – Хотим пригласить вас в лес, устроим пикник. Нужно о многом поговорить.
– А может, зайдете ко мне? – сказала Джейн, думая, чем же их накормить. – Холодно для пикников.
– Зачем вам лишний раз мыть посуду? – сказала Камилла. – Давай зайдем в кафе, – предложила она мужу. – Вот миссис Стэддок считает, что холодно и сыро.
– Нет, – сказал Деннистон, – нам надо поговорить наедине.
Слова «нам» и «наедине» сразу установили какое-то доброе, деловое единство.
– А вообще-то, неужели вам не нравится осенний туман в лесу? Посидим в машине, там тепло.
Джейн сказала, что никогда не слышала, чтобы кто-нибудь любил туман, но поехать согласилась; и все трое сели в машину.
– По этой самой причине мы поженились, – сказал Деннистон. – Мы оба любим погоду. Не такую или сякую, просто погоду. Очень удобно, когда живешь в Англии.
– Как же вы приучились, мистер Деннистон? – спросила Джейн. – Никогда бы не смогла полюбить снег или дождь.
– Я просто не разучился, – сказал Деннистон. – Все дети любят погоду. Вы не заметили, что в снегопад взрослые торопятся, а дети и собаки счастливы? Они-то знают, для чего падает снег!
– Я в детстве не любила сырые дни, – сказала Джейн.
– Потому что взрослые держали вас дома, – сказала Камилла. – Когда шлепаешь по лужам, дело другое.
Они свернули с шоссе и ехали по траве, под деревьями, пока не достигли полянки, окруженной с одной стороны пихтами, с другой – буками. Пахло осенью, на ветвях висела мокрая паутина. Прямо в машине они разобрали корзинку, поели сандвичей, выпили хереса, потом – горячего кофе и закурили наконец.
