– Может, ты голоден? – спросил сорн.
Рэнсому оставалось лишь кивнуть. Сорн встал и, по-паучьи странно передвигая ногами, в сопровождении тонкой призрачной тени отошел к дальней стене. Принес он оттуда обычные малакандрийские овощи, какой-то незнакомый крепкий напиток, а еще кусочек странной коричневой субстанции, и на вкус, и на запах удивительно похожей на сыр. Рэнсом спросил, что это.
Сорн принялся мучительно объяснять, что самки некоторых местных животных выделяют для кормления детенышей жидкость. Потом начал подробнейшим образом описывать процесс доения, но Рэнсом его перебил:
– Да, да! У нас на Земле тоже так делают. Что это за животные?
– Желтые звери с длинной шеей, питаются побегами на хандрамите. Наши подростки, не обучившиеся пока более полезному делу, утром собирают их и гонят вниз, а вечером отводят обратно в пещеры.
Итак, сорны – пастухи. Это успокаивало. Впрочем, гомеровский Циклоп занимался тем же ремеслом…
– По-моему, я видел одного из ваших за работой, – сказал Рэнсом. – Но как же хросса… разве они дают вам опустошать их леса?
– А почему нет?
– Они вам подчиняются?
– Они подчиняются Уарсе.
– А кому подчиняетесь вы?
– Уарсе.
– Но вы знаете больше, чем хросса?
– Хросса знают только, как складывать песни, собирать моллюсков и растить травы.
– А Уарса – он сорн?
– Нет. Я ведь сказал, он правит всеми нау. – Так сорн произносил слово «хнау». – И всем живым на Малакандре.
– Я не понимаю, – признался Рэнсом. – Расскажи о нем.
– Уарса не умирает. И он не рождает детей. Он прибыл управлять Малакандрой, когда ее создали. Его трудно увидеть.
– Как эльдилов?
– Да, он величайший из эльдилов.
– А кто такие эльдилы?
– Хочешь сказать, в твоем мире эльдилов не бывает?
– Насколько мне известно, нет. Кто это вообще такие, почему их не видно? У них что, нет тела?
– Есть, конечно же. Просто ты многое не видишь. У любого животного глаза одно видят, а другое – нет. Вы же на Тулкандре знаете, что тела бывают разными?
Рэнсом как мог описал сорну земное представление о твердом, жидком и газообразном состояниях вещества. Тот внимательно выслушал.
– Это другое, – вынес он наконец вердикт. – Тело – это движение. На одной скорости ты почувствуешь запах, на другой услышишь звук, на третьей – увидишь очертания. А иногда бывает такая скорость, что нельзя ни увидеть, ни услышать, ни почуять. Но заметь: крайности сходятся.
– Как это?
– Если двигаться еще быстрее, то окажешься в двух местах одновременно.
– Да, верно.
– А если еще быстрее (мне сложно объяснить, ты многих слов не понимаешь), все быстрее и быстрее, то в конце концов окажешься везде и сразу.
– Вроде бы ясно…
– Так вот, есть высшая форма всех тел: когда движешься так быстро, что остаешься на месте, а тело вовсе перестает быть телом. Но об этом мы говорить не будем. Начнем с того, что попроще. Самое быстрое, что достигает наших чувств, – это свет. Правда, по-настоящему мы видим не его, а более медленные тела, которые он освещает. Поэтому свет – последнее, что мы способны воспринять, пока тело не станет слишком быстрым. Тело эльдилов – быстрое, как свет. Можно даже сказать, что они из света состоят. Правда, для самих эльдилов свет – это нечто другое: еще более стремительное движение, которое мы вовсе не способны уловить. А то, что считаем светом мы, – для них вещество плотное, осязаемое, как вода, в котором можно даже плавать. И наш свет кажется им темным. А то, что мы считаем твердым – например, землю или плоть, – они почти не видит, для них оно похоже на невесомые облака. Для нас эльдил – прозрачное создание, способное проходить сквозь стены и скалы, а он считает, что способен проходить сквозь них, потому что сам твердый, а они – воздушные. И то, что для него свет, наполняющий небеса, для нас черная небесная пропасть. Ясно? Странно одно: почему эльдилы никогда не бывали на Тулкандре?..
– Я в этом уже не уверен, – признал Рэнсом.
Вдруг сказания про эфемерных существ – эльфов, дэвов, призраков, – которые есть у всех народов мира, имеют рациональное объяснение? Правда, тогда с ног на голову переворачивается все представление о мире… Впрочем, после путешествия на космическом корабле Рэнсома мало что удивляло.
– Зачем Уарса послал за мной?
– Уарса не говорил. Полагаю, ему интересно взглянуть на жителя чужой хандры.
– А в моем мире Уарсы нет, – сообщил Рэнсом.
– Вот еще одно доказательство, что ты с Тулкандры, безмолвной планеты.
– Почему ты так думаешь?
Сорн удивился:
– Будь у вас Уарса, он обязательно беседовал бы с нашим.
– С вашим? Через многие тысячи миль?!
– Для Уарсы все по-другому.
– Хочешь сказать, он часто получает вести с иных планет?
– Опять-таки сам Уарса выразился бы иначе. Он никогда не скажет, что живет на Малакандре, а другой Уарса – где-то на другой земле. Для него Малакандра – лишь место на небесах, где он живет с другими. И, само собой, они все часто беседуют.
Услышанное с трудом укладывалось в голове. Рэнсома клонило в сон. Наверное, он просто неправильно понимает сорна.
– Мне надо поспать, Огрей. Толком не разберу, о чем ты говоришь. Может, я и не с Тулкандры вовсе…
– Сейчас мы оба ляжем спать, – заверил сорн. – Однако сперва я покажу тебе Тулкандру.
Рэнсом последовал за ним в дальнюю часть пещеры. Там обнаружилась расселина и ведущая наверх винтовая лестница. Ступени, рассчитанные на рост сорна, для человека были слишком высоки, однако Рэнсому с помощью локтей и коленей удалось-таки ее преодолеть. Сорн держался позади, неся в руке какой-то круглый предмет, излучавший свет. Шли они очень долго, поднимаясь едва ли не к самой вершине. И наконец попали в темную теплую пещеру.
– Она на юге, над самым горизонтом.
Сорн указал на небольшое окошко. Оно чем-то походило на земной телескоп, лишь устроено было иначе. Правда, когда следующим утром Рэнсом попытался объяснить сорну принцип его действия, то сам не понял, в чем разница. А пока он подался вперед, упираясь локтями в стену, и прильнул к оконцу. За ним царила беспроглядная чернота, а в самой середине, едва ли не на расстоянии вытянутой руки, плавал яркий диск размером с монету. Почти весь он был серебристым, лишь в самом низу виднелись неясные очертания темных пиков, увенчанных белыми шапками. Такие же Рэнсом видел на фотографиях Марса… может, это он и есть? Однако, приглядевшись, он различил контуры Северной Европы и кусочек Америки, только перевернутые вверх ногами, отчего Северный полюс очутился внизу (почему-то Рэнсома это неприятно поразило). Так или иначе, перед ним Земля. Кажется, с самого краешку видно даже Англию, хотя картинка немного дрожала, и глаза быстро устали. Не исключено, что и померещилось… На этом крохотном диске поместилось все: Лондон, Афины, Иерусалим, Шекспир, ныне живущие люди и давно минувшее прошлое. Может статься, даже брошенный рюкзак до сих пор лежит на крыльце опустевшего дома близ Стерка…
