И тут он запнулся.
«Плохой и подлый», «лживый»… Любое из этих слов для нее бессмысленно. Подумав, он вспомнил разговор о великом эльдиле, который держался за старое благо и ради него отказался от нового. Да, только так можно объяснить ей, что такое зло. Он было заговорил – и опоздал: голос Уэстона успел его опередить.
– Этот Пятнистый человек, – произнес он, – не дает тебе меня слушать, чтобы ты не стала взрослой. Он не хочет, чтобы ты отведала плодов, которых еще не пробовала.
– Зачем же это ему?
– Разве ты не заметила, – продолжал голос, – разве ты не заметила, что Пятнистый из тех, кто отступает перед новой волной и хочет вернуть волну ушедшую? Разве он не выдал себя в первом же разговоре? Он не знал, что все обновилось с тех пор, как Малельдил стал человеком; не знал, что отныне все твари, одаренные разумом, имеют человеческий облик. Ты объяснила это ему, а он не обрадовался. Он огорчился, что больше не будет этих мохнатых существ. Он хотел бы вернуть тот, прежний мир. Потом ты просила его рассказать про смерть – и он не захотел. Он хочет, чтобы ты так и не стала взрослой, не узнала смерти. Ведь это он сказал, что можно не обрадоваться той волне, которую пошлет нам Малельдил, – можно так испугаться ее, что все отдашь, лишь бы она не пришла.
– Значит, он очень молодой? – спросила Королева.
– Мы называем это «плохой», – отвечало тело. – Он – из тех, кто отказывается от посланного ему плода ради того плода, которого он ждал или который он ел раньше.
– Что ж, сделаем его старше, – сказала Королева, и, хотя она не взглянула в его сторону, Рэнсом вновь ощутил, что она – Мать и Владычица, которая желает добра и ему, и всем. А он… он ничем не мог ей помочь. Оружие выбили из его рук.
– А ты научишь меня смерти? – спросила Королева, глядя снизу вверх на тело Уэстона.
– Да, – ответило оно, – затем я и пришел, чтобы вы имели Смерть, и имели ее в избытке. Но тут потребуется много мужества.
– Что такое «мужество»?
– То, что велит нам плыть, когда волны такие большие, что ты, пожалуй, предпочла бы остаться на берегу.
– А, знаю, знаю! Тогда плавать лучше всего.
– Да. Но чтобы найти смерть, а со смертью – мудрость, и мощь, и красоту, ты должна сразиться с тем, что сильнее любой волны.
– Продолжай. Я никогда не слышала таких слов. Они похожи на большие пузыри, которые растут на деревьях. Когда ты говоришь их, я… мне… нет, не знаю, что мне приходит в голову.
– Ты услышишь и более великие слова, но сперва ты должна стать старше.
– Так сделай меня старше.
– Королева! – воскликнул Рэнсом. – Разве не лучше, чтобы Малельдил сделал тебя старше в урочное время и Своей рукой?
Лицо Уэстона не оборачивалось к нему ни разу; лишь голос его, обращенный к Королеве, возразил Рэнсому.
– Вот видишь? – сказал он. – Несколько дней назад он сам, хотя и нечаянно, показал тебе, что Малельдил уже выпускает твою руку, чтобы ты шла сама. Тогда и выросла первая ветвь – ты поняла и стала по-настоящему старше. С тех пор Малельдил еще многому тебя научил – не Сам, через меня. Ты будешь принадлежать только самой себе, этого и хочет от тебя Малельдил. Вот почему Он разлучил тебя с Королем и отдалил от Себя. Так Он делает тебя взрослой – ты сама должна сделать себя взрослой. А твой Пятнистый хочет, чтобы ты сидела смирно и ждала, пока Малельдил все за тебя сделает.
– Что же сделать нам, чтобы Пятнистый стал старше? – спросила она.
– Я не думаю, что ты сможешь помочь ему, пока сама не станешь старше, – ответил голос Уэстона. – Ты еще никому не можешь помочь. Ты – дерево, на котором нет плодов.
– И правда, – сказала Королева. – Продолжай.
– Так слушай, – продолжал голос. – Ты уже поняла, что ждать приказа от Малельдила, когда Малельдил хочет, чтобы ты шла сама, – тоже непослушание?
– Кажется, поняла.
– Слушаться неверно – все равно что не слушаться, – объяснил он.
На минуту Королева задумалась, потом захлопала в ладоши.
– Поняла, поняла! – воскликнула она. – Насколько старше ты меня сделал! Вот я недавно играла с одним зверем, гонялась за ним – а он понял и побежал от меня. Если бы он стоял смирно и дал себя поймать, он послушался бы, но неправильно.
– Ты очень хорошо поняла. Когда ты совсем вырастешь, ты будешь еще красивей и мудрее, чем женщины нашего мира. Теперь ты знаешь, что так обстоит дело и с приказами Малельдила.
– Кажется, я не совсем поняла.
– Уверена ли ты, что Он всегда ждет послушания?
– Как же можно не слушаться Того, Кого любишь?
– Этот зверь тоже любит тебя, но он убегал.
– Не знаю, так ли это похоже, – сказала Королева. – Тот зверь знает, когда я хочу, чтобы он убегал, когда – чтобы он подошел. А Малельдил никогда не говорил нам, что Его слова или дела могут оказаться шуткой. Разве Тот, Кого мы любим, может шутить или играть, как мы? Ведь Он – сила и радость. Ему не нужна шутка, как не нужны еда или сон.
– Я говорю не о шутке. Она только похожа на то, что я имею в виду: ты должна вынуть руку из Его руки, стать вполне взрослой, пойти избранным путем. Возможно ли это, если ты хотя бы однажды не ослушаешься Его… ну, как бы ослушаешься?
– Можно ли «как бы» ослушаться?
– Можно. Ты сделаешь то, что Он как бы запретил. А что, если запрет для того и создан, чтобы ты его нарушила?
– Если бы Он велел нам его нарушить, запрет уже не был бы запретом. А если Он не велел, откуда мы знаем, что запрет надо нарушить?
– Какой мудрой ты становишься, красавица! – произнес голос Уэстона. – Конечно, если бы Он велел нарушить Свой запрет, запрет уже не был бы запретом, все правильно. И Он не шутит с тобой, в этом ты тоже права. Он ждет от тебя втайне, чтобы ты и впрямь ослушалась, и впрямь стала старше. Если бы Он открыл тебе это, все лишилось бы смысла.
Помолчав, Королева сказала:
– Теперь я не пойму, в самом ли деле ты старше меня. Ведь то, что ты говоришь, – словно плод без вкуса! Если я выйду из Его воли, я получу то, чего желать невозможно. Как перестану я любить его… или Короля… или всех тварей? Это все равно что ходить по воде или плавать по суше. Ведь я не перестану ни пить, ни спать, ни смеяться! Я думала, в твоих словах есть смысл, а теперь мне кажется, что смысла в них нет. Выйдя из Его воли, я уйду в то, чего нет.
– Да, таковы все Его заповеди, кроме одной.
– Как это может быть?
– Ты и сама знаешь, что она – особенная. Все остальные Его заповеди – есть и спать, любить и наполнять этот мир своими детьми – хороши сами по себе, ты это видишь. А вот запрет жить на Твердой Земле – не такой. Ты уже знаешь, что в моем мире Он такого запрета не дал. Ты не можешь понять, в чем тут смысл. Если бы этот запрет был так же хорош, как другие, разве Малельдил не дал бы его и всем остальным мирам? Если это – благо, Он непременно даровал бы его. Значит, блага здесь нет. Сам Малельдил указывает это тебе, вот сейчас, через собственный твой разум. Это пустой запрет, запрет ради запрета.
