– Сами видите, – сказал Стил Коссеру, – у нас в отделе места нет, особенно для тех, кто не знает дела.
– Вот именно, – сказал Коссер.
– Мистер Стэддок, если не ошибаюсь, – проговорил сзади тоненький голос, принадлежавший, однако, очень толстому мужчине. Марк сразу узнал профессора Филострато, знаменитого физиолога (тем более что тот говорил с иностранным акцентом), года два тому назад они сидели рядом на банкете. Марку польстило, что такой человек вспомнил его.
– Я чрезвычайно счастлив, что вы среди нас, – сказал итальянец, ласково уводя Марка от Коссера и Стила.
– Честно говоря, – сказал Марк, – я в этом не уверен. Меня привез Феверстон, но потом он исчез, а Стил… Понимаете, я должен быть в его отделе, а он ничего не знает.
– Стил! – сказал Филострато. – Какая нелепость! Ему скоро укажут его место. Быть может, вы и укажете. Я читал ваши работы, si, si.
[26] He обращайте на него внимания, искренне вам советую.
– Я бы не хотел оказаться в ложном положении… – начал Марк.
– Послушайте меня, мой друг, – сказал Филострато. – Оставьте эти мысли. Поймите прежде всего, как важна наша работа, наша настоящая работа. От нее зависит существование человечества. Да, среди этого сброда, этой canaglia вы увидите и наглость, и лукавство. Но это не должно вас трогать.
– Когда мне дадут интересную работу, – сказал Марк, – я и не буду обращать внимания на такие вещи.
– Да, да, вы совершенно правы. Работа важнее, чем вы думаете. Вы увидите это сами. Стилы и Феверстоны не имеют никакого значения. Если Уизер за вас, какое вам до них дело? Слушайте только его, вы меня понимаете? Ах да, и еще… Не ссорьтесь с Феей. А на остальных не обращайте никакого внимания.
– С Феей?
– Да. Ее тут зовут Фея. Скажу вам, пренеприятная inglesaccia!
[27] Глава нашей полиции, у нас ведь своя. Ecco,
[28] да вот и она. Я вас познакомлю. Мисс Хардкасл, разрешите представить вам мистера Стэддока.
Марк почувствовал, что руку его невыносимо крепко сжала большая женщина в короткой юбке и черном форменном кителе. Бюст ее сделал бы честь кельнерше былых времен, но сама она казалась скорее крепкой, чем толстой. Лицо у нее было бледное, широкое, голос – густой. Единственной данью моде был небрежный мазок помады на ее губах. Она жевала незажженную сигару. Заговорив, она вынимала ее изо рта и внимательно глядела на кончик, измазанный помадой и слюной. Кончив фразу, она снова совала сигару в рот. Сейчас она сразу же плюхнулась в кресло, перекинула правую ногу через ручку и устремила на Марка холодный, фамильярный взгляд.
3
«Клик-клак», – услышала Джейн, ожидающая за оградой. Дверь открылась, и она увидела высокую женщину примерно ее лет.
– Здесь живет мисс Айронвуд? – спросила Джейн.
– Она вам назначила? – спросила женщина.
– Не совсем, – сказала Джейн. – Меня послал доктор Димбл.
– Ах, вы от доктора Димбла! – сказала женщина. – Это дело другое. Входите. Подождите минутку, закрою как следует. Дорожка узкая, вы меня простите, если я пойду впереди?
Женщина повела ее по мощенной кирпичом дорожке, мимо слив и яблонь. Потом они свернули налево, на мшистую тропинку, обсаженную крыжовником. Дальше была площадка или полянка, на ней – качели, а за ней – парники. Затем началась настоящая деревушка, какие бывают в больших поместьях: они шли по улочке, и с обеих сторон были всякие постройки – амбары, сараи, еще одна теплица, конюшня, свинарник. Наконец через огород, расположенный на довольно крутом склоне, они добрались до розовых кустов, чопорных и неприступных в зимнем уборе. Дорожка здесь была выложена дощечками. Джейн постаралась вспомнить, что же напоминает ей этот сад. «Кролика Питера»? Или «Роман о розе»? Сад Клингзора? Сад из «Алисы»? А может быть, сады на месопотамских зиккуратах, породившие легенду о райском саде? Фрейд говорит, что мы любим сады, потому что они символизируют женское тело. Мужская точка зрения… Для женщин сад – что-то другое. Или нет? Неужели женщины тоже неравнодушны к женскому телу? Ей вспомнилась фраза: «Женская красота трогает и мужчин, и женщин, и не случайно богиня любви старше и сильнее, чем бог». Откуда это? И почему она думает сейчас такую чушь? Она поджалась. Странное чувство овладевало ею – она на чужой земле, и надо держаться изо всех сил. В эту минуту они вынырнули из-под лавров к маленькой двери, около которой стояла бочка с водой. Наверху, в длинной стене, хлопнуло окно.
Чуть позже Джейн оказалась в большой комнате с печкой, а не с камином. Ковра тут не было, стены были беленые, и все это напоминало монастырь. Шаги высокой женщины затихли в переходах, и теперь Джейн слышала лишь карканье ворон.
«Попалась я, – думала она. – Придется отвечать на всякие вопросы».
Она считала себя современным человеком, который может говорить о чем угодно, но сейчас в ее сознании то и дело всплывали вещи, о которых она не могла бы сказать вслух.
«У зубных врачей хоть журналы лежат», – подумала она и открыла какую-то книгу.
Там было написано: «Женская красота трогает и мужчин, и женщин, и не случайно богиня любви старше и сильнее, чем бог. Желать, чтоб твоей красоты желали, – суетность Лилит. Желать, чтобы твоей красоте радовались, – послушание Евы. Лишь в возлюбленном счастлива возлюбленная своею красотой. Послушание – путь к радости, смирение…»
Дверь открылась. Джейн густо покраснела и захлопнула книгу. В дверях стояла та же высокая молодая женщина. Сейчас она вызывала в Джейн тот полузавистливый восторг, который женщины часто испытывают к другому, чем у них, типу красоты.
«Хорошо быть такой высокой, – думала Джейн, – такой смелой, как амазонка, такой решительной».
– Вы миссис Стэддок? – спросила женщина.
– Да, – сказала Джейн.
– Мы ждем вас, – сказала женщина. – Меня зовут Камилла, Камилла Деннистон.
Джейн пошла за ней по узким переходам, думая о том, что они, должно быть, еще в задней, не парадной части дома, а дом этот очень большой. Наконец Камилла постучалась в дверь, тихо сказала: «Она пришла» (Джейн подумала: «Как служанка») и отошла в сторону. Мисс Айронвуд, вся в черном, сидела, сложив на коленях руки, точно так же, как в последнем сне, если это был сон.
– Садитесь, моя милая, – сказала мисс Айронвуд.
Руки у нее были очень большие, но никак не грубые. Все было большим у нее – и нос, и рот, и серые глаза. По-видимому, ей давно исполнилось пятьдесят.
– Как вас зовут, моя милая? – спросила мисс Айронвуд и взяла карандаш.
– Джейн Стэддок.
– Вы замужем?
– Да.
