– Ах, вот оно что, – не смутился ни капельки Жимов. – Тогда тем более вам ничто не препятствует прийти на курсы. Вы английским насколько владеете?
– Ниже среднего, пожалуй, – слегка подумав, ответила я.
– Ниже среднего – это не уровень! – запальчиво воскликнул Жимов. – В нынешнем мире без английского совершенно невозможно. Абсолютно! – Он выбросил вперед руку, словно Ленин, призывавший к социалистической революции. – Так что приходите, вторник – пятница, в шесть часов…
Жимов подробно объяснил мне, куда, когда и зачем я должна приходить, и снова принялся расписывать преимущества придуманного им метода корреляции.
Постепенно все это начало мне надоедать. Но тут, на мое счастье, из-за угла вывернул молодой человек со стильной бородкой, и его-то и окликнул Жимов:
– Антон!
И Валерий Григорьевич с приветливой улыбкой двинулся навстречу молодому человеку. Тот не был столь любезно настроен, как Валерий Григорьевич, и сдержанно поприветствовал его.
– А к тебе барышня, – видимо, желая его порадовать, сказал Жимов и кивнул в мою сторону.
Антон Владимирович тут же обратил все свое внимание на меня.
– Здравствуйте, – поздоровался он, приближаясь.
– Здравствуйте, – ответила я. – Меня зовут Татьяна, я частный детектив, – представилась я.
– Антон Владимирович Глазов, – сказал молодой человек. – А в чем дело?
Валерий Григорьевич же искренне недоумевал. Известие о том, что я частный детектив, повергло его в смущение, правда, ненадолго. Уже через несколько секунд он снова улыбался, несколько заискивающе, словно говоря – вот какую барышню, да еще частного детектива, я тебе привел.
Глазов тем временем оценивающе посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Жимова.
– А ты-то что, Валерий Григорьевич?
Жимов мелко заюлил, торопливо бормоча:
– Антон, у меня к тебе есть интересное предложение. Я уже с Николаем Терентьевичем разговаривал, он сказал… В общем, нужно обсудить… Когда у тебя есть время?
Глазов нахмурился, потом снова посмотрел на меня и ответил:
– Сейчас я с девушкой поговорю, потом рассмотрим твое предложение.
Последние слова были сказаны таким тоном, будто Антон Владимирович заранее знал, что никакого интереса предложение Жимова не представляет и согласен он его обсуждать только из уважения к старому учителю. Впрочем, этот маловажный для меня эпизод тут же и закончился, поскольку Глазов предложил мне пройти в кабинет, около двери которого я и познакомилась где-то с полчаса назад со словоохотливым Валерием Григорьевичем.
Вскоре я уже сидела напротив Глазова, который, сняв верхнюю одежду, солидно расположился за своим рабочим столом.
– Вы знаете, что ваша студентка Маша Гаврилова трагически погибла?
– Что?! – Брови Глазова взлетели вверх.
– Да, ее тело обнаружили утром.
– Но… А почему здесь никто не знает? – с широко раскрытыми глазами спросил Антон Владимирович.
– Вообще-то фотография в траурной рамке висит в вестибюле, – заметила я.
– Значит, я просто не обратил внимания. А, ну правильно, я же заходил не с центрального входа, – покачал головой совершенно растерянный преподаватель. – Но… Как это получилось? Кто это сделал?
– Если бы ответы на эти вопросы имелись, я бы не пришла к вам, – сказала я.
Подошедший Валерий Григорьевич пытался вклиниться в разговор, узнать, что случилось, но Глазов резко остановил его, попросив сидеть тихо и ни во что не вмешиваться. Жимов успокаивающе поднял ладони вверх и далее сидел как паинька.
– У меня к вам стандартные в данном случае вопросы, Антон Владимирович, – вздохнула я. – Что за отношения у вас были с Гавриловой, что вы знаете о ее окружении и так далее…
– Отношения? – скептически пожал плечами Глазов. – Самые обычные, преподаватель – ученица. У Маши очень хорошо шел английский язык, я давал ей дополнительные задания, которые она сама просила. Несколько раз мы встречались вне стен института, вот и все.
– Извините за прямоту, но… Ничего выходящего за рамки этих отношений не наблюдалось? Поймите меня правильно…
– Ничего страшного, – перебил меня Глазов. – Ничего того, что вы имеете в виду, не наблюдалось. Вы что же, вздумали меня подозревать сразу же, да? – И тут же ответил на свой собственный вопрос: – Да-да, конечно, это же ваша работа, я понимаю… Но я ничем особо вам помочь не могу. Вы спрашивали про окружение? Но я мало что знаю, ведь я преподаватель, а она студентка… Вам бы поговорить с ее подружками по группе.
В этот момент к столу Глазова подошел тот самый солидный товарищ по имени Николай Терентьевич и положил перед молодым преподавателем свернутую бумажку. На его вопросительный взгляд Николай Терентьевич коротко ответил:
– Просили передать.
Антон Владимирович развернул бумажку, прочитал, нахмурился и быстро свернул ее обратно.
– Так вот… Значит, вам нужно поговорить с подружками… Но сейчас, по-моему, – он взглянул на часы, – идут занятия, я не знаю, как вам лучше поступить…
Я заметила, что Антон Владимирович как-то занервничал и забеспокоился, причем наступило это аккурат после того, как он прочел послание от неизвестного мне персонажа. Но это в принципе могло ничего и не означать.
– Ну а все-таки, с кем мне лучше всего поговорить? – не отставала я.
Глазов задумался, вздохнул и после некоторой паузы ответил:
– Ой, я не знаю даже… Вы извините меня, – взглянул он на меня, – все это так неожиданно, я, можно сказать, волнуюсь, потому что Машу я очень уважал, одна из самых лучших наших студенток…
Я кивнула в знак понимания. А Николай Терентьевич, подойдя к нам второй раз, принялся расспрашивать меня о том, что случилось.
Разговор с Глазовым, по сути, был скомкан, потому что мне пришлось объяснять все по новой. С другой стороны, я не очень расстроилась, потому что и так было понятно – Антон Владимирович на самом деле ничего не знает.
Завершив краткие комментарии к случившемуся, я вручила Глазову свою визитку и, уточнив, где занимается сейчас группа, в которой училась Гаврилова, покинула кабинет. За мной пытался увязаться неугомонный Жимов, но его удержал Глазов, за что я ему была очень благодарна.
Дальнейшие мои скитания по институту ни к чему не привели. Разговор с куратором группы позволил установить – Гаврилова была примерной студенткой, участвовала в общественной жизни и все такое прочее.
Одногруппницы пожимали плечами, выражали скорбь и печаль.
Однако я выяснила, что за Регина приходила к Маше. Ее фамилия была Найденова, но ее-то в институте мне обнаружить как раз не удалось.
– Нет ее, уже второй день, – пожали плечами одногруппницы.
